"Мухтар Ауэзов. Путь Абая (Том 2)" - читать интересную книгу автора

- Верно, Акыл-ага, - улыбнулся Какитай. - Немало мудрецов так же ставят
вопрос в своих книгах. И кто знает, может быть, во времена Кенгирбая кое-кто
считал такой приговор не бесчеловечным преступлением, а справедливой карой?
Что вы думаете об этом? - И он посмотрел на Магаша.
Обычно, беседуя о сложных вопросах, которые выдвигала перед ними жизнь,
друзья приходили к общему решению. Но часто споры их не рождали ясного
ответа, а иной раз приводили к выводам, явно противоречащим взгляду на
жизнь, установленному мусульманским учением. И тогда друзья, не в силах
выбраться из дебрей, куда сами забрели, бывали вынуждены обращаться за
помощью к Абаю.
Слова Какитая заставили Магаша призадуматься. Некоторое время он
молчал, а потом взглянул на него и улыбнулся.
Если б мне пришлось судить, как настоятелю мечети, то... он
рассмеялся, - то я обвинил бы вас обоих в кощунстве!
Какитай тоже засмеялся, видимо ничуть не испугавшись такого обвинения.
- Ну, что же, пусть так! Только не говори этого при Кокпае и Шубаре!
Они всегда морщатся, когда мы осмеливаемся в своих спорах уходить от
восточных книг...
Но на Акылбая слово "кощунство" произвело впечатление. В отличие от
Магаша и Какитая он, как и Шубар с Кокпаем, крепко держался мусульманских
убеждений. И Магаш, зная это, не стал продолжать спор.
И теперь, сидя у Абая за кумысом, молодежь с нетерпением ждала, когда
беседа перейдет на то важное и значительное, о чем говорилось в юрте Магаша.
Наконец, воспользовавшись удобным случаем, Магаш начал рассказывать отцу о
незаконченном споре. Абай слушал внимательно, пристально глядя на него. Но
когда юноша замолчал и Абай хотел было уже отвечать, возле юрты залаяли
собаки, послышались топот коней и громкие голоса. Абай невольно посмотрел на
дверь.
Войлок приподняли снаружи и дверь некоторое время держали открытой,
видимо, в ожидании, пока какой-то почтенный гость сойдет с коня. Порыв
холодного ветра ворвался в юрту, огонь в очаге взметнулся, едкий дым кыя
сизым клубом пыхнул на сидящих. Они зажмурились, закашлялись и, протирая
слезящиеся глаза, не очень-то радушно повернулись к двери, пытаясь
разглядеть гостя, так некстати прервавшего интересный разговор.
Вошедший в юрту старик, не здороваясь, обвел всех прищуренными глазами.
Важно поглаживая седую окладистую бороду, он сам ожидал приветствий,
соответствующих его преклонному возрасту. Все, кроме Абая, встали и отдали
ему салем, освобождая дорогу к почетному месту. Абай холодно поздоровался и
неприязненно проследил взглядом, как усаживался гость.
Это был Жуман, троюродный дядя Абая. Несмотря на его годы (Жуману было
уже под семьдесят), Абай считал его самым никчемным из всех своих
родственников и вполне соглашался с прозвищем, под которым старик был
известен в племени Тобыкты: "Жуман-болтун". Жуман и сам знал, что Абай
недолюбливает его. Но ни это, ни осенняя непогода не помешали ему явиться в
гости: причина для приезда была, слишком уважительной.
Еще вчера он узнал, что в ауле Абая зарезали жеребенка от кобылы,
которая в эту осень ходила яловой. Жеребенок такой кобылы обычно сосет мать
по второму году, и нежное мясо его особенно ценится. Жуман с самого утра
ждал, когда же можно будет поехать к Абаю. Он приказал сыну держать коней
оседланными и не спускать глаз с юрты Абая, пока над ней не появится дым,