"Маргарет Этвуд. Постижение" - читать интересную книгу автора

одна в лесную глушь. Нет, невозможно быть такой, как моя мать, для этого
понадобилось бы сделать скачок во времени, она не то на десять тысяч лет
отставала от других, не то на пятьдесят лет всех опережала.
Стою перед зеркалом и расчесываю волосы, тяну время, но потом все-таки
обращаюсь к своей работе, к своей мертвой зоне, неожиданно состоявшейся
карьере, у меня ведь и в мыслях не было добиваться успеха, я просто хотела
найти что-нибудь, что годилось на продажу. Я до сих пор испытываю
неловкость, не знаю, как одеться, отправляясь на деловые свидания, моя
карьера висит на мне, словно что-то чужеродное, акваланг или искусственная
нога. Правда, у меня есть титул, звание, это облегчает дело, я так
называемый коммерческий художник, или, в более ответственных случаях,
иллюстратор. Делаю плакаты, обложки, немного рекламы, оформляю журналы, а
иногда, по договору, иллюстрирую, как теперь, какую-нибудь книгу. Одно время
я собиралась стать настоящим художником, а он считал, что это очень мило, но
неправильно, надо, он говорил, учиться тому, от чего может выйти польза, а
мало-мальски выдающихся женщин-художников история не знает. Это было до
того, как мы поженились, я тогда еще прислушивалась к его словам и поступила
на дизайн, стала заниматься узорами для текстиля, Но он прав, их
действительно история не знает.
Это уже пятая моя книга; первой было пособие по подбору кадров, молодые
люди с блаженными улыбками дебилов, разнесенные по графам своих горячо
любимых профессий: программисты, сварщики, секретари, лаборанты. Рисунки
пером и несколько диаграмм. Остальные - детские книжки, и эта тоже: "Сказки
Квебека", перевод с французского. Не моя область, но мне нужны деньги.
Экземпляр рукописи лежит у меня уже три недели, но не готово еще ни одной
иллюстрации. Обычно я работаю много быстрее. Истории эти совсем не такие,
как я думала, больше похожи на немецкие волшебные сказки, только без
раскаленных железных башмаков и без гробов в медных заклепках, - интересно,
по чьей милости: автора, переводчика или редактора. Возможно, мистера
Персиваля, редактора, он человек осторожный и старается избегать всего, что
определяет словом "неприятное". Мы с ним как-то поцапались, он сказал, что
один мой рисунок получился слишком страшным, а я возразила, что дети любят
страшное. "Но ведь книги покупают не дети, - заметил он, - а родители". И я
пошла на уступки; теперь я уступаю еще до того, как берусь за работу, это
экономит время. Я усвоила, какие рисунки ему нравятся: элегантные,
стилизованные, ярко раскрашенные, похожие на пирожные с глазурью. Это мне
нетрудно, я умею работать под кого и под что угодно - под Уолта Диснея, под
викторианскую сепию, могу и немецкие сладенькие мордочки, и
эрзац-эскимосские поделки для внутреннего рынка. Но, конечно, мне больше
нравятся вещи, которыми можно заинтересовать также и английских или
американских издателей.
В одном стакане вода, в другом кисти, акварельные и акриловые краски в
тюбиках, как зубная паста. Синяя помойная муха у самого моего локтя, брюшко
отливает металлическим блеском, сосущий язычок топает по клеенке стола,
словно седьмая нога. Когда шел дождь, мы сидели за этим столом и цветными
карандашами рисовали в своих альбомах что Бог на душу положит. В школе-то
полагалось делать то же, что все.

На холме, открытом со всех сторон,
Посадил Господь красавец клен, -