"Аль Атоми Беркем. Другой Урал" - читать интересную книгу автора

заданной траектории, и даже видя наперед, что делаешь что-то не то, ни
остановиться, ни изменить их ход не можешь.) Вышел отец, Зиннур-абый
который. Опаньки, смотрю, актер Леонов, только мальца засиженный. Сразу
видно - легкий, веселый человек, но строгий. Не зря пацан вон какой
воспитанный, не по нашему времени. Я вылезать - а он таза обходит, рукой
махнул - садись обратно, мол. Сели рядом, познакомились. По русски лучше
меня говорит. Объявляю ему - так, мол, и так, прибыл для проведения полетов.
Тот не удивился - щас, говорит, малай выйдет, покажет, как проехать. Ты же
не был здесь?
Нет, отвечаю; и только собрался порасспрашивать, а тот уже вылазит, и в
дом.
Ладно хоть пацан долго собирался. Я к сидухе прилип - пот хлещет, руки
трясутся, нога на газе дрыгается - едва не уехал, до того страшно. А че,
собственно, страшно - не пойму. Главное, думать когда пытаюсь - голову
клинит, все путается, только картинки... Нехорошие такие. Нет, не в ту тему,
что сейчас как полечу, да как в землю воткнусь; почему-то мне страшно, что
облажаюсь. И такое зло берет, что не остановил этого Зиннура да не
расспросил ладом, и сразу мысль - а что мне прямо сейчас за ним пойти
мешает, и почему-то я ни того, ни другого не делаю, а только сижу и все
больше нагружаюсь.
Вышел пацан, сел ко мне - башкой крутит, о, нифигасе, а это че? А это?
А спидометр до скольки? Я как-то в руки себя взял - не парафиниться же перед
ребенком! Куда, говорю, ехать? Пацан объяснять, не соображает, что мне его
"за насосной" да "как на Партизан поворачивать" ничего не говорят. Ладно,
говорю, ты пальцем тыкай. Едем такие, пацан тыкает, я рулю, а меня все
плющит, ладно хоть ямы немного отвлекают - дорожка там по весне
противотанковая.
Озеро объехали, пацан такой - во-он, абый, видите? У берега камни
такие, здоровые? Вот туда. Кое-как я до них дотянул, вылазим, а парнишка мне
и заряжает - вам камешек подержать? Или вы сами типа управитесь? Я,
признаться, обалдел сего числа. Оглядываюсь - вокруг каменюки метра по
четыре, по пять лежат, скалы торчат из грунта. Это не про них ли он
случайно?! Смотрю на него, как артист Крамаров на отрока, помните, в фильме
про брильянтовую руку? Не, думаю, надо колоться. Слышь, говорю, братишка, а
че делать-то?
Тот смотрит на меня, как будто я ему любимый мотоцикл предложил на
конфетку сменять. Не, - говорит, а сам аж попятился, - так низя! Если не
знаете, то никак, совсем! Это, типа, не хухры-мухры, надо папу позвать и так
далее.
Тут у меня страх весь куда-то делся, и чувствую, что меня как несет.
Даже, скорее, не Остапа понесло, а прямо Брюс всемогущий. Ни страха, ни
памяти о страхе - одна уверенность, насмешливая такая. Как будто еду я на
терку, а на сворке у меня полк спецназа ГРУ, вот как. Я пацану вру, да так
нагло: да че ты, я просто как здесь не знаю, а так - ого-го! Не очень-то я
запомнил, что ему там нес - самый летательный летатель, елы-палы, груз сто
тонн на орбиту вывожу, и так далее. Но, похоже, пацану хватило. Он показал
куда вставать, выковырял из-под снега грязный булыжник и присел справа от
меня на корточки, уперев локти в колени. В руках он держал булыжник, с
которого кое-где текла рыжая грязь. Мне было нужно положить правую ладонь на
каменюку, и, собственно, лететь. Из-под победно-фанфарного тона высунулся