"Аль Атоми Беркем. Другой Урал" - читать интересную книгу автора

деревенский мент откажет себе в удовольствии хоть ненадолго закрыть
городского, тем более, что до понедельника все равно никто не удосужится
меня опросить; вспомнил, что вчера, мудак, поленился откопать машину и
представил, как деревенские гопники сначала робко отворачивают звездочку с
морды, а потом, осмелев с темнотой, пьяные, разбивают стекла и выдергивают с
мясом, ломая золоченые клеммы, задние накамичевские блины, ковыряют торпеду,
пытаясь понять, где ж здесь "мгытфон", забирают чемодан с фирменным набором
из дуболомно вскрытого багажника, саб... Особенно ярко представились диски -
фирменные джаз и классика, любимые скрипичные концерты будут мертвым грузом
валяться в мазутных бардачках ихних пятерок и нив, если сразу не попадут к
хищным чумазым детям...
После "хищных чумазых детей" не замечать абсурдность реакции было уже
невозможно.
Аж смешно стало, от крайней степени отвращения - во, бля, как от
цивилизационных понтов избавился, полюбуйтесь! Бедную бабку колбасит, а я
тут вон че, диски сижу жалею! "Ты там смотри не умри, а то мне тут
неприятностей ненужных может наслучаться..." Дернулся было встать, с
намерением снова подойти к бабке, но остановился на полудвижении и снова
опустил задницу: у меня было однозначное, четкое ощущение, что до сидящей в
трех метрах Яшчерэ просто не дойти, потому что она не здесь, точнее, здесь,
конечно, но ее "здесь" совсем не относится к "здесь" моему, вот этого стула,
дорожки на полу; даже подставка под бидон не "относилась" к ней. До нее
словно было несколько километров, и ее близость внезапно оказалась иллюзией,
которую я раньше просто не замечал. Ходики бесстрастно стучали в тишине,
Яшчерэ сопела, не открывая глаз, в печи ворочалось пламя, в телевизоре
беззвучно улыбался и причмокивал симпатяга Дроздов, вертя в руках очередного
тоскливо обвисшего зверя. Потом она открыла глаза и встала, так же резко,
как и шлепнулась десять (машинально заметил по часам) минут назад. Мне даже
показалось, что встала она как-то странно, словно поднималась усилием
снаружи, как будто невидимая рука (рынка, не удержался я от облегченного
смешка) взяла ее за голову и привела в вертикальное положение. Вертикально
интегрированное, раз уж руки рынка поперли. Не глядя на меня, она
направилась в сени, сдернув по пути с вешалки домашнюю телогрейку. Хлопнула
тяжелая входная дверь, и я услышал, как захрустел снег под ее валенками. "В
сортир" - опознал я звуковой профиль ее маршрута, и, окончательно
успокоившись, закончил сервировку стола - поставил косушки, выковырнул в
стальную миску кусок засахарившейся смородины, принес с веранды мерзлый
каймак.
Яшчерэ вернулась и принялась заваривать. Все молчком, будто ниче и не
было.
Заварилось.
Че с тобой было, аби?
Хэ, малай, - засмеялась Яшчерэ, - ты че, забыл? Я ж все-таки старая
бабка, меня земля зовет. Иногда вон как, видал? Сильно зовет. Будешь когда
старый, сам узнаешь.
А че, буду? - тут же воспользовался я моментом: бабку всегда надо
ловить на таких вот оговорках, прямо спрашивать бесполезно, хрен че скажет.
А куда денешься, малай. ...Ну, не получилось, да и хрен с ним. - думал
я, макая хлеб сначала в каймак, потом в хрустящую сахаром смородину. -
Интересно, че это ее приплющило? Сердце, сосуды там какие-нибудь, давление?