"Аль Атоми Беркем. Другой Урал" - читать интересную книгу автора

я безошибочно знал, что уже какое-то время живу с закрытыми глазами, и вот
эти белые жирные потроха с удивительно яркой кровью, вывернутые мной из
пиявкиного тельца, снова возвращают мне неумолимо забывающийся мир.
Эти картинки одна за другой распаковывались передо мной, и вдруг пример
с маркой приобрел еще более беспощадную ясность, хотя только что казалось,
что дальше уже некуда. Я осознал себя бледной тенью, компьютерным
человечком, тупо бегущим в нарисованную на экране кирпичную стену, и все не
желающим покинуть эти дурацкие безлюдные коридоры, кишащие монстрами,
которых на самом деле и нет совсем...
Видимо, Энгельс заметил, что видеоряд, вызванный его удачным выстрелом,
подошел к концу, и продолжил:
- Ты протер в своей марке маленькую дырку, и увидел за ней мусор,
оставленный борынгы. И замер у дырочки, как рыбак на лунке. Увлекся,
понимаешь, спортивною рыбалкой.
- По-моему, я понял.
- Почему я мешаю твоим расследованиям?
- Ну да.
- Поймешь, когда разорвешь эту дурацкую картинку, маячащую перед твоими
настоящими глазами. Вот тогда ты оставишь их в покое. А пока это все так,
благие намеренья, - усмехнулся Энгельс и прибавил грубоватую пословицу, в
приличном переводе звучащую примерно так: Ильяска перестал заниматься
онанизмом лишь через год после женитьбы.
Тут разговор прервали - Энгельсу позвонили на трубу какие-то сельские
пиарщики, и сказали, что сейчас подъедут, поэтому Энгельс послал меня в
ларек за кетчупом и конфетами. Я съездил, привез, помог накрыть стол,
послушал какое-то время идиотскую болтовню за столом - надвигались выборы
главы района и еще в областное собрание; потом приехавшие достали водку, и я
вылез из-за стола.
Не переодеваясь, залез в машину и тут же изобрел какой-то повод
проехать до трассы - мне почему-то вдруг захотелось мечущегося по салону
холодного мокрого воздуха, пахнущего прелой листвой и остывающей пашней.
Вернувшись, обнаружил, что политические посиделки продолжаются: с кухни
несся то гогот, то нервные восклицания о приезде или неприезде какого-то
Гришенкова. Чтоб не лезли "съездить за водкой", пошел прилег и неожиданно
уснул, хоть и был всего десятый час.
Город золотой, или Поездочка Однажды зимой, когда я гостил у Яшчерэ на
длинных выходных после Нового Года, ее реально скрутило. Утром, собирая на
стол, она издала странный горловой звук и села прямо там, где стояла. Я
подбежал, попытался поднять ее, но она отогнала меня и осталась сидеть,
неловко привалясь к низенькой табуретке, на которую ставилась фляга с водой.
Дыхание было не ее, чужое - Яшчерэ никогда на моей памяти так не дышала, и
мне даже показалось, что она вот-вот умрет. Я сидел, также неловко
приткнувшись на "своем" венском стуле, и совершенно не знал, что делать. В
башке носились какие-то дикие недомысли, я на полном серьезе грузился то
вопросом, а что же мне делать, если она вот сейчас на самом деле вдруг
окочурится? То стыдился сам себя, и пытался отнестись к старой женщине так,
как в таких случаях "подобает", спохватывался, что как раз и не в курсе, а
как же, собственно, "подобает" и путался еще дальше. "А вдруг решат, что это
я как-то виноват?" Тут же спрашивал себя - а кто, собственно, может
"решить"? Отчего-то представил ночь в Аргаяшской ментовке - редкий