"Мигель Анхель Астуриас. Синьор президент" - читать интересную книгу автора

Раньше куклы только смеялись, а если и плакали - то с веселой гримасой.
Отныне они поливали подмостки красноречивыми потоками слез.
Дон Бенхамин думал, что дети будут плакать на этих представлениях; он
был безгранично поражен, когда увидел, Что они хохочут куда сильнее, чем
прежде, - прямо заходятся от смеха. Дети смеются над чужими слезами... Дети
смеются над побоями...
- Это же неестественно! - удивлялся дон Бенхамин.
- Очень даже естественно! - возражала супруга.
- Неестественно! Противоестественно!
- Естественно! Естественно! Преестественно!
- Pie будем спорить! - предлагал дон Бенхамин.
- Не будем, - соглашалась она...
- Но все же это неестественно...
- Естественно, говорю! Естественно-преестественно-распреестественно!
Когда жена Бенхамина ругалась с мужем, она пользовалась лишними
слогами, как клапанами, чтобы не взорваться.
- Не-не-не-не-естественно! - вопил кукольник, хватаясь за голову в
бессильной ярости.
- Естественно! Преестественно! Препереестественно!
Пре-пе-пе-пе-реестественно!
Как бы то ни было, балаган у Портала Господня долго пользовался
клизмой, благодаря которой плакали куклы и хохотали дети.

IX. Стеклянный глаз

К вечеру закрывались лавки; простившись с последними покупателями,
хозяева пересчитывали выручку и принимались за вечернюю газету. Мальчишки
развлекались на углах, ловили майских жуков, слетавшихся на свет
электрических фонарей. Пойманный жук подвергался пыткам; самые жестокие
стремились их продлить, и не находилось милосердного, чтобы раздавить жука и
разом прекратить его муки. Парочки у решетчатых ставен изнемогали иод
бременем любви, а патрули, вооруженные штыками, и ночные дозоры, вооруженные
дубинками, под командой начальников гуськом обходили тихие улицы. Иногда все
менялось. Мирные истязатели жуков объединялись и вели бои, причем бойцы не
отступали, пока хватало снарядов, то есть камней. Любовные сцены у окна
прерывались появлением мамаши, и несчастный поклонник, схватив шляпу, бежал,
словно от черта. А патруль хватал какого-нибудь прохожего, обыскивал с
головы до ног и вел в тюрьму - оружия, правда, у него нет, но подозрителен
что-то, ходит тут без дела, не заговорщик ли, и вообще, как сказал
начальник, что-то он мне не по вкусу, больно заметный...
В этот поздний час бедные кварталы казались бесконечно пустынными,
нищенски грязными, и было в них какое-то восточное запустение, порожденное
религиозным фатализмом, покорностью воле божьей. Луна плыла по сточным
канавам вровень с землей, и питьевая вода отсчитывала в своих трубах
бесконечные часы жизни народа, который считал себя обреченным на рабство и
преступления.
В одном из таких кварталов Лусио Васкес простился со своим другом.
- Ну, прощай, Хенаро!... - говорил он, заглядывая ему в глаза: не
проболтайся, мол. - Бегу. Может, еще поспею, приложу руку к тому дельцу,
насчет дочки генеральской.