"Мигель Анхель Астуриас. Глаза погребенных (Роман) " - читать интересную книгу автора

разило. Подумать только, двадцать три букетика сжевал один за другим. Уже на
ногах не мог держаться - так надрызгался, - а все продолжал жрать цветы;
чтоб невеста, дескать, не догадалась, что он вдребезги пьян, хотя, по правде
сказать, от него уже не перегаром, а перегноем несло. "Забудь невесту, у
меня есть прелестная девица, нежный цветочек!" - ворковала Нинья Гумер,
подставляя, как быку, корзинку офицеру, чтобы ему удобнее было пожирать и
гвоздики, и фиалки, и жасмин. Начальничек тут же заснул, так и не дошло до
него предложение Ниньи Гумер. А его приятель с морковно-красной рожей до
слез хохотал над этим цветочным банкетом, хлопал в ладоши, стучал каблуками
о пол, бил кулаками по столу, а потом все же оплатил эти пахучие витамины.
Долгонько его начальника рвало потом лепестками...
Почесала затылок мулатка. Лучше не думать ни о чем, иначе совсем
изведешься. Поднялась, похлопала себя обеими руками по окоченевшему заду -
хотела согреться да заодно пыль с юбки отряхнуть. Оторвавшись от раздумий,
она поглядывала то на корзинку, то на дверь "Гранады" - как там племянничек?
Потянулась, зевнула и снова не удержалась, только на этот раз голос ее был
пронзителен, видимо от зевка:
- Сосут и сосут эти гринго!
Вдруг ей стало страшно. В полуночной тишине ее слова отдались звонким
ударом. Она быстро оглянулась. Никого. Улица пуста. Шоферы спят в своих
машинах, будто мертвые индейцы, захороненные в стеклянных урнах. Лишь
полицейские в желтых плащах с шарфами на шее бродят, точно лунатики.
Нинья Гумер вернулась, подхватила корзинку и исчезла в ночи, даже не
попрощавшись. Какая неблагодарная! А может, она просто не заметила
Анастасию... Впрочем, это и к лучшему: за соучастие в преступлении могут
притянуть, если узнают, что караулила корзинку, в которой среди душистых
цветов, видать, была и "морская игуанита". Хуже то, что Гумер ушла, не
выполнив своего обещания. Поэтому-то, конечно, и прикинулась, что не
заметила Анастасию. А ведь она просила у Ниньи всего только таблетки хины
против лихорадки. Приступы малярии изводили мулатку после недавнего ливня.
Ливня? Да это потоп настоящий был! Когда они с мальчонкой возвращались
домой, будто плыли в воде...
А в баре пьянчуги продолжали усердно угощать друг друга, тост следовал
за тостом, и в конце концов чуть не каждый норовил пить из бутылки друга,
когда доходил черед ставить свою бутылку. Подальше, в дансинге, неутомимо
гудела "Рокола". Из светящегося чрева огромного и ярко раскрашенного
проигрывателя вырывалась какая-то не то визжащая, не то верещащая утробная
музыка, и под эти звуки извивались пары, cheek to cheek {Щека к щеке
(англ.).}. Гринго не давали ни одной женщине присесть - разумеется, к вящему
удовольствию дам, не особо привлекательных и на других праздниках или
домашних вечеринках чаще остававшихся без партнера. Здесь танцевали все
женщины: старые и молодые, хорошенькие и безобразные, и пусть за танцы с
гринго их прозвали "грингухами", что за важность!..
А кое у кого буги-вуги кончались чуть ли не адскими мучениями.
Протанцевав, они спешили исчезнуть в туалете: от виски с содовой да еще
после таких "модерных" танцев здорово достается мочевому пузырю. И не только
мочевому пузырю... поэтому-то, быть может, а может, и без быть может столь
дели... эти буги... более дели... к примеру, чем блю... хотя блюзы так же
дели... да, да (обо всем этом щебетали в дамском туалете)... блюзы более
дели... чем буги, да, да, более дели... катны - кто не согласится с этим? Но