"Мигель Анхель Астуриас. Глаза погребенных (Роман) " - читать интересную книгу автора

белых курточках - совсем как тореро на бое быков. Новыми были и пропойцы -
белобрысые гиганты, тупо созерцавшие хмельными голубыми глазами кишащий
муравейник гватемальской столицы. И вновь слышался голос Анастасии:
- Сосут и сосут эти гринго!
Спозаранку расквартировались в "Гранаде" офицеры и солдаты в
зеленоватой форме, потягивая whisky and soda, пережевывая чикле, смакуя
ароматные сигареты, лишь кое у кого торчали в зубах трубки, и всем им было
наплевать на все, что происходило вокруг - в этой столице, в этой стране. В
высшей степени были безразличны ко всему эти парни, одуревшие от угара
надконтинентального величия своей Америки.
Утренние клиенты расположились за соседними столиками. Коммивояжеры не
расставались и здесь с неразлучными своими компаньонами - чемоданчиками,
набитыми образцами товаров; машинально проглатывали они завтрак, пожирая
глазами яства, рекламируемые на глянцевитых страницах иллюстрированных
журналов. Не хлебом единым... но и рекламой жив buisness man {Бизнесмен,
делец (англ.).}. Порой в таверну заглядывали местные завсегдатаи, горевшие
желанием с утра пораньше пропустить глоточек. А осушив стопку, сплевывали на
улице: не по вкусу им было, что чужеземная солдатня тут торчит. Конечно, это
союзники, но так и жди от них пинка в зад. Кое-кому, правда, не претило
сидеть у стойки или за столиком рядом с янки, и вовсе не волновал их престиж
родины; может, потому, что воспитывались они в Yunait Esteit {Искаженное от
United States - Соединенные Штаты.} или когда-то работали в Yunait, они не
только разговаривали по-английски, но, казалось, даже рыгали по-английски -
во всю глотку. Попадались и такие, что выдавали себя за бывалых, много
ездивших по свету людей, - и хотя по-английски они не говорили, да и не
понимали ни слова, это им не мешало то и дело восклицать: "O'kay! O'kay,
America!"
Солдаты чувствовали себя здесь как дома: одна нога вытянута под столом,
другая закинута на подлокотник кресла. Расправившись с очередной дозой
whisky and soda, они с размаху ударяли пустым бокалом о стол и принимались
бормотать. Помолчат, побормочут, еще побормочут и опять помолчат. Будто
телеграфируют друг другу. Иногда кто-нибудь, оторвавшись от сигареты или
трубки, выдавал соленую остроту под громкий одобрительный хохот
собутыльников. И рыжие, голубоглазые, белорукие парни, рассевшиеся у стойки
бара, спиной к тем, что сидели в зале, тотчас поворачивались на крутящихся
высоких табуретах и, не расставаясь с бокалом, пытались разглядеть, кто это
так здорово рубанул, а потом разражались аплодисментами. И отовсюду
сверкали, как у гренадеров императорской гвардии, золотые кольца на пальцах,
золотые браслеты с золотыми часами на толстых запястьях...
- Сосут и сосут эти гринго!
- Тетенька, осторожней! Еще услышат!.. - подал голос худенький
мальчуган, тенью следовавший за мулаткой.
- А пусть услышат... Говорю, что на душе лежит... Пусть слышат, ежели
хоть единое слово разберут по-испански!..
Бармен принимал от клиентов заказы и, почесывая затылок, цедил сквозь
зубы:
- Могло бы их принести и попозже... Подумать только, с самого рассвета
окопались тут... эти - с военной базы...
Косоватые глазки, большой тонкогубый рот под жидкими отвислыми усами -
бармен удивительно походил на акулу, притаившуюся в тени.