"Мигель Анхель Астуриас. Ураган (Роман) " - читать интересную книгу автора

плантаций, а покупали фрукты у частных лиц, это дало бы в перспективе
немалую выгоду. Условия труда меняются во всем мире с каждым днем, а у нас,
как это ни жаль, нет яда, убивающего социализм так же верно, как бордосская
жидкость убивает болезнь на деревьях.
- Прекрасно. Скоро доклад будет составлен, и мы отправим его наверх.
Туманное слово, которым начальство определяло верховную чикагскую
власть "Тропикаль платанеры", всегда раздражало Джона Пайла, но сейчас он
просто взорвался.
- На этом вашем верху скоро узнают, что у нас творится! Тогда нам не
помогут ни угрозы, что мы уберемся, ни корабли, ни дипломаты!
- Быть может, все думают так же, но выход, как всегда, есть. Там,
наверху, сделают сперва дела срочные, а потом и этим займутся - выслушают
ваш приговор, мистер Пайл.
Старина Джон простился с начальством, которое, как-то глупо опустив
руки, осталось сидеть за столом. Нельзя терять время, беседуя попусту с
теми, кто не видит грядущей действительности, сменяющей действительность
сегодняшнюю.
Чтобы утешиться, он пошел в Американский клуб. Там он всех знал. И
бармен, и официанты сердечно поздоровались с ним, и негр-швейцар, и
распорядитель по имени Чило. Заказывать выпивку ему не пришлось. Пока он
укладывал шляпу и бумаги на большую стойку, перед ним поставили обычную
стопку виски и бутылку минеральной воды, которая улыбалась ему всеми
пузырьками.
- Горяченького поешьте, мистер Пайл.. - сказал ему бармен Хасинто
Монтес.
Друзья, встречавшиеся тут каждый день, подошли выпить и в честь
прибытия старины Джона пропустить лишний глоток. Каждый подсчитывал, сколько
они не виделись. Одни были недавно на плантациях, другие давно, и как-то
выходило из этих подсчетов, что выпить еще надо. К вечеру в зале оставались
лишь Хасинто Монтес, мистер Пайл и два-три официанта, поджидавших, когда же
уйдет последний посетитель и можно будет уйти самим.
- Вот мое дело теперь, Хасинто, - говорил посетитель, показывая бармену
стопку, словно извиняясь, что он тут пьет, когда другие служат. Он всегда
чувствовал себя виноватым, если был не на службе, словно кого-то обкрадывал.
Чтобы не молчать, Хасинто Монтес рассказал ему, что у семинарии убили
одну его знакомую. Старина Джон и ухом не повел, он наклонял свою стопку
так, что драгоценная влага проливалась.
- Бедняга! - говорил Хасинто. - Вот до чего дошла. Как безжалостно ее
прикончили!
В клубе зажгли свет. Пайл сидел, мертвецки пьяный, над полной стопкой и
лыка не вязал. Он не мог видеть стопку пустой, и в нее все время наливали;
когда же он видел ее полной, он ее выпивал.
- Я не потому пью, что это мне нравится, и не потому, что мне выпить
надо, и не просто так, а вот почему: не могу видеть полной стопки.
А выпив, он яростно стучал ею и глухо кричал:
- Не могу видеть пустых стопок. Налейте!..
Ее наполняли, и, не теряя времени, он с трудом повторял, что не терпит
полных стопок, и опрокидывал ее, заливая виски весь подбородок.
Негр-швейцар принес вечернюю газету. Там была фотография знакомой
бармена, которую убили. Бармен разостлал газету на стойке, словно простыню,