"Мигель Анхель Астуриас. Ураган (Роман) " - читать интересную книгу автора

словно он сам сейчас женился.
- Да, человек предполагает... Пошел я друга проводить, он болел, в
столицу ехал, а наутро проснулся рядом с Роселией, - рассказывал много лет
спустя Аделаидо Лусеро, когда речь заходила о женитьбе. Приятели его, честно
говоря, почти все женились спьяну. - Я хоть, когда с ней ложился, был в
своем уме.
Дом рос, как на дрожжах, кирпичи ложились рядами, густела замазка.
Аделаидо строил по праздникам, по воскресеньям и под вечер, когда жара
спадет. Стены вышли крепкие, на славу. Труднее всего было с крышей. Однако и
с ней обошлось, и Роселия увидела наконец не пустое небо, а темную черепицу
над толстыми балками. И ей показалось, что у дома выросли волосы, темные
косы, длинные косы, благоухающие свежей древесиной и мокрой землей.
Аделаидо смешивал краски в жестянках и говорил жене, что верхняя
половина стен будет розовая, а нижняя - желтая. Она отвечала, что это
некрасиво. Но он ей все объяснил.
- Так была одета Роселия Леон, когда я ее увидел в первый раз.
С какою нежностью лизала кисть жаждущие стены, какой хороший вышел
цвет! Дом освятили. Священника тут не было, и кто-то сам покропил его святой
водой. В тех местах священника и не дозовешься, далеко ему ехать... На
освящение дома позвали гостей, так, самых близких. Стены украсили гирляндами
из голубой и зеленой папиросной бумаги; расставили пучки тростника,
перевитого цветущими лианами; рассыпали по каменным ступенькам сосновые
ветки; а Роселия ради праздника надела желтую юбку и розовую кофту, только
они не сходились, пришлось расставить: она ребенка ждала.


II

От филинов, от сов, от всех ночных птиц взяла свое уродство старуха,
ставшая ему тещей. Так думал Аделаидо, когда освящали дом, и у него с души
воротило, что эта ведьма приходится матерью его ненаглядной половине,
которую положение, называемое интересным, не испортило, а даже украсило.
Когда гости разошлись, хозяева остались одни, Роселия подошла к мужу -
не потому, что выпила две рюмочки доброго, почти церковного вина, а потому,
что ее побуждало дитя, еще заключенное в утробе,и обняла его. Лусеро же
сидел на высокой скамье и болтал ногами, словно ребенок, построивший домик
на полу.
Земля прилипала к ее ногам (а здесь, на побережье, в земле - вся
жизнь), лизала горячим языком ступни, небо ног, лизала медленно, и щекотка
поднималась вверх по телу, пока Аделаидо не унимал ее, проводя рукой по
жениной груди, по животу, по бедрам, будто впереди не маячила смертельная
опасность. Ах ты, господи! Смерть, как жизнь, витала здесь в самом воздухе и
кидалась на человека, лишь только он не побережется, а человек в величавом
обрамлении природы был беззащитен, ничтожен, мал, как один из тысячи
листьев, которые падают на землю, уступая место другим.
Муж и жена смаковали дремоту, смежившую им веки, словно волны сна
вынесли их из здешней жары в прохладу гор, но там, где Лусеро построил дом,
в так называемой "Семирамиде", и впрямь дул до утра освежающий ветер.
Пониже, у моря, люди маялись всю ночь, как в удушье, поджидая не менее
жаркого рассвета. А тут можно было дышать, и, когда рассвело, с раскладушки