"Александр Астраханцев. Женщина на проселочной дороге" - читать интересную книгу автора

шофера, и агронома и приветливо улыбнулась им. Взгляд ее зорко скользнул и
по моему, совершенно незнакомому ей лицу.
- Спасибо, дойду! - отозвалась она бодро. - Езжайте! Странная какая:
тащит столько ноши, ноги, наверное, стерла - и отказывается ехать!.. В ней
была какая-то нестандартность. несводимость в одно целое деталей. Я
всмотрелся в ее лицо, затененное густыми волосами - волосы закрывали лоб,
щеки, бежали по плечам, и все же бросалось в глаза - или, может, только
угадывалось? - что она очень красива.
То была не смазливость, не холодная фотомодельная красивость, и не
законченная, классическая ясность мадонны со старинного холста; пышная
женственность ее сильного тела, чистый, ровный загар лица и рук, темные
брови, сочные губы, прямой ровный нос, остренькие скулы - все это
составляло здоровую, грубоватую красоту простой деревенской женщины, и все
это освещено светом живых глаз, в которых приветливость и любопытство
смешались с бликами солнца, неба и желтого поля.
- Что ж босиком-то, ноги бьешь? - пожалел ее агроном.
- Да-а... - нехотя махнула она рукой.
- Ну ты че, как девочка, ломаешься? - грубо выговорил ей шофер. - Тебя
люди просят!
Улыбка на лице женщины пригасла, она глянула на шофера с укором, еще
мгновение поколебалась, смущенная тем, что ее, действительно, ждут и что у
нее босые ноги, на которые она глянула сокрушенно; затем решительно
подошла и распахнула заднюю дверцу. Я подвинулся, и она шумно села,
продолжая держать в руках и букет, и босоножки, и сразу заняла собою и
вещами почти все сиденье, так что мне пришлось максимально ужаться. Машина
тронулась.
- Здрасьте! - сказала она, хоть и не поворачивая головы, но приветливо.
Вместе с цветами - или просто вместе с собой? - она внесла запах поля и
ощущение здоровья и радости; казалось, она радуется всему: лету, солнцу,
цветам, попутчикам... Голос у нее был глубокий и сочный - я еще подумал:
наверное, хорошо поет: и, будто в подтверждение этого, агроном повернулся
ко мне и сказал:
- Это наша Елена, рекомендую, - он назвал ее фамилию. - Стихи сочиняет
и песни.
Не слыхал?
Я вежливо улыбнулся и отрицательно покачал головой.
- Ну как же! - слегка возмутился Юрий Андреевич. - Наша районная
поэтесса! У нас все ее знают!
Женщина шумно запротестовала, впрочем, не обидчиво, а, скорее, весело:
- Ну чего уж вы, Юрий Андреевич! Зачем? Скажете тоже: "весь район"!
- Как зачем! Обязательно пошли им свои стихи - должны напечатать! У них
же там журналы, газеты - пусть знают, что деревня не одной картошкой с
салом жива!
Они еще немного попрепирались и умолкли, и тогда я - не только из
вежливости, но еще и просто потому, что рядом сидела красивая, пышущая
здоровьем и тяжеловесной грацией женщина - попытался завести с нею
любезный разговор.
Женщина отвечала односложно, причем странно держась: не только не
поворачивая лица, а даже наоборот - закрываясь от меня густыми волосами. Я
еще подумал: