"Виктор Астафьев. Связистка" - читать интересную книгу автора

в сугроб, но коли на середке прихватит, тогда, куда деваться, ложись и
молись, если Бога не забыл. А пулемет у немцев не наше горе, не таратайка на
колесах со времен кинофильма "Чапаев" прославленная. У немцев пулемет на
сошках, стволище в оглоблю, в ленте пятьсот патронов, и он как врежет
очередь, так уж очередь получается, а не бабий пердеж врассыпаловку, что
выдает прославленный "Максим" иль "Дегтярев" с диском в пятьдесят патронов.
Из них, из наших пулеметов, хорошо стреляют - врага что траву косят - только
в кино.
Вот так вот примерно размышлял Федя Скворцов, мчась по "пожарной" линии
связи на очередной порыв, и прихватило его очередью аккурат посередь моста.
Он видел, как шла эта очередь по мосту, всплескивая султанчиками белого
снега синие огоньки, которые, будто с лесной герани, лепестками осыпались,
если на пути пуль встречались скобы, гвозди, костыли и всякое крестьянину
доступное железо, которым он постепенно облепляет старый мост, починяя и
укрепляя его каждую весну, видел Федя, как из трупов, давно здесь
покоящихся, выбивало серое лоскутье и что-то багрово-белое, мясо, должно
быть, и косточки человечьи. "Господи! Спаси и помилуй!" - взмолился Федя и
упал брюхом на бревешки, попытался вдавиться в пролом. Как ударило снарядом,
так три бревешка проломились и просели на крестовины моста. Вот в этот
пролом и вдавился тощим брюхом, головою, грудью связист Скворцов. Но ноги-то
куда девать? Ноги и руки, нужные в деле, в работе, под пулями лишние -
некуда их девать. В ногу и попало Феде, слава Богу, пока в одну. Сперва его
раза два дернуло за взгорбившуюся на спине шинель, в крошку разбило ящичек
телефонного аппарата, съехавшего на спину же, потом вот и ногу дернуло. Феде
помстилось, что кто-то из связистов, балуясь, накинул на ногу провод петлею
и дернул его, шуткуя. Блажь, конечно, нелепость, но чего с испугу не войдет
человеку в голову.
Федя Скворцов, боец опытный, битый - до этого два легких ранения
получил, убитых и раненых навидался - не запаниковал, не задергался, хотя в
ботинке начало жечь, нога перестала шевелиться и слышать себя. Он дождался,
когда уймется пулемет. Вылез из своей нечаянной, ненадежной ухоронки и
пополз, стараясь прижиматься ближе к бревенчатому брусу, под которым и
которым скреплялся настил моста, но уж из бревешек потоньше. В одном месте
уцелел пролет перил. Федя взнял себя, перебираясь руками, заспешил к своему
берегу, да не больно спешилось, как-то неловко вывернулась и не шла,
волоклась нога, оставляя за собой красную борозду.
Привыкший бегать по линии, а мост даже и пролетать, он долго сползал к
дороге, какое-то время еще и по дороге полз. Как нарочно, никакой нигде
твари нету, ни тебе несчастного, одинокого связиста, ни тебе посыльного иль
шалого, всегда вроде бы пьяного разведчика. Он увидел под забором торчащий
из сугроба кончик колючей проволоки. Былинку пустырной травы она напоминала
с двумя острыми лепестками. Узнал это место Федя, заполз во двор разбитой
хаты, потом и в хату влез, точнее, в короб стен, оставшийся от хаты.
Здесь велся народ, чей-то энпэ располагался, но чей - разузнавать
времени не было. Он попросил молодого лейтенанта послать кого-нибудь к
мосту, где под первым пролетом, настелив под задницу будыльев, на
промежуточном пункте дежурили два связиста, пусть один прибежит и ему
поможет. Ребята, тоже артиллеристы, но малокалиберные, на скорую руку
перевязали Скворцова, дали глоток водки из фляжки глотнуть. Тут и связисты
примчались. Оба. Радехоньки, что причина нашлась смыться хоть на время от