"Виктор Астафьев. Жестокие романсы" - читать интересную книгу автора

здесь были самостоятельны, преодолевая деревенскую тупость, старались
учиться хорошо, и в одиночку их не тронь, поднимутся от мала до велика, да
еще и кобелей с цепи спустят.
Колька Чугунов был страшно задирист, но задраться, завести свару - на
этом его хвунция исчерпывалась, а уж мордобой, кроволитие - это уж без него,
хотя при случае грудью, плечом потолкаться, рогульку в глаза наставить,
страшно вытаращив при этом собственные глаза, то есть права качнуть, умел он
куда с добром.
Вот с такой-то практической и теоретической подготовкой он возмечтал
сделаться офицером, потому как с детства хотел кем-нибудь покомандовать, да
все как-то не получалось. К Селютихе, учительнице школы рабочего поселка,
Колька подъезжал и с носа, и с кормы, дрова ей напилил и наколол - не дает
справку. Решил уж просто окна побить в ее доме, но помог счастливый случай.
С низовьев Оби в отпуск приехал дядя Никандр, ну и загулял вместе с отцом,
весь барак, биксу эту боевую, на дыбы поставил. Колька утащил у дяди целый
литр водки и на него выменял у рыбаков же, но уж у здешних, заобских,
икряного осетра. Ну уж тут Селютиха не устояла, хотя и ворчала, что он
фактически и пять-то классов не кончил, остался на третий год из-за
гуманитарных наук, но справку просит за десять.
- На вот восемь и уймись. А спросят вдруг на экзамене, кто написал
бессмертное произведение "Муму", что ты скажешь?
- Я скажу, что "Муму" написал Тургенев Иван Степанович.
- Тьфу на тебя, прощелыгу! - плюнула учителка, летом заменявшая
директора школы, и стукнула печатью по бумаге.
Никто нигде Кольку про Муму не спрашивал, восьми классов вполне хватало
для того училища, куда он угодил.
Вот уж в самом училище хватил он горя, и с ним горя хватили и
преподаватели, и командиры, не знали, куда его девать, вот таки и сплавили с
очередной партией скороспелых офицеров в огонь войны, уверенные совершенно,
что младший лейтенант Чугунов тут же и сгорит, что ночной мотылек на стекле
керосиновой лампы.
Ан не тут-то было, судьба извилиста.
Артиллерийское офицерское братство к новому взводному отнеслось
пренебрежительно и как бы не замечало его, военного плебея со старомодным
оружием - наганом, одетого в хэбэ, обутого в ношеные керзухи, картуза не
имеющего, портупейка на нем узенькая и явно самодельная. Это еще хорошо, что
младший лейтенант имел справу, хоть и отдаленно похожую на офицерскую, на
четвертом году войны командиры взводов с пополнениями, случалось, прибывали
и в обмотках.
Старшина Хутяков, опытный подхалим и лизоблюд еще кадровой закалки,
сразу усек, что офицерство пренебрегло новым взводным, тут же отключил его
от отдельного, льготного котла. К солдатам же Колька-дзык притерся не сразу,
гонор им показал и кричал, фальцетил лишку.
Уже через месяц новый взводный выглядел хуже некуда, одни выпуклые
оловянные глаза сверкали на от природы смуглом, от окопной и дорожной пылищи
почерневшем лице. Дальше некуда было передвигать на брюхе пряжку, и Чугунов
проколол свеже белеющую дырку уж на плетенине. Заметив, что взводный,
отворотившись, мнет в горсти колосья, выдернутые из старых скирд, грызет
где-то добытые закаменелые початки кукурузы и пытается очистить складным
ножиком свекольные буряки, помощник командира взвода Монахов отозвал