"Виктор Астафьев. Зрячий посох" - читать интересную книгу автора

Заводе человек исключительно интересный, образованный, дружески ко мне
расположенный - Борис Никандрович Назаровский, превративший деревенскую
баньку в тесную, но уютную "дачу", на которой бывали когда-то его друзья:
Аркадий Гайдар, Василий Каменский и всякий другой известный народ. Он-то,
Борис Никандрович, бывший в ту пору главным редактором Пермского книжного из
дательства, и посоветовал посмотреть избушку на Винном.
Избушки в ту пору свободные там были. Я посмотрел их - хорошие, старые,
уютные избушки, стоявшие по красивому заливу, на красивом месте: впереди
мелководный чистый пляж, сзади - сосновый бор, по широкому водохранилищу
летят веселые моторки, еще редкие в ту пору, но уже начиналась
туристскодачная разгульная стихия, и как я представил, что будет на этом
симпатичном месте лет через пять - десять, то и спросил у Бориса
Никандровича: нет ли деревушки поглуше, пусть и подальше от пристаней,
магазина и большой воды. Борис Никандрович ответил утвердительно и через
сосновый бор, по устланной рыжей хвоей, мало хоженной тропе, увенчанной по
бокам красными ягодами земляники, брусники и черно мерцающего черничника,
отвел меня в деревню Быковку, где я и прожил и плодотворно проработал
последующие годы, и даже переехав в Вологду, еще наведывался в тот
благостный для работы уголок.
Быковка спаслась от цивилизации и дачных варваров своей удаленностью,
хотя всего она в полутора километрах от "большой воды". Где раньше текла
красивая река Сылва, соединяясь с рекой Чусовой, теперь култыхалась,
подмывала берега летом зацветающая, непроточная вода "рукотворного моря",
как его нежно поименовали местные газеты. Да ведь и полторы версты никому
неохота ходить и носить на хребте мешки с продуктами.
Быковка располагалась на холмах, среди полей и местами недорубленных
лесов, по-над речкой Быковкой, холодной, прозрачной, в которой водилось
тогда еще много хариуса, по перелескам и вырубкам - тьма-тьмущая дичи, в
особенности тетеревов, гордо высились сосны, подпирая небо вершинами,
лиственницы, ели, пихтачи, по опушкам и за стеной этих лесов бескрайно
восходили осинники на старых вырубках.
Хорошо здесь жилось и работалось. Пока были молоды, сильны и здоровы,
даже не очень смущало, что надо на себе таскать все необходимое для жизни,
что нет в деревне электричества, что леса окрест заражены энцефалитным
клещом. Жили поначалу даже несколько беспечно и потому враз заболели
энцефалитом моя жена, Мария Семеновна, и ее племянник, который вырос в нашей
семье. Нарвали букет купавы перед тем, как ехать в город. На пароходе
племянник жены заметил клеща на цветке и сказал: "Ой, клещ! Подержите, тетя
Маня, я достану спички и сожгу его". Перед этим делали ремонт в избе, руки у
того и у другого были в царапинах - этого оказалось достаточно...
Жену едва спасли, и племянник был в тяжелейшем состоянии. Я так тогда
пережил все это, так волновался, что меня хватил какой-то приступ, я лежал в
больнице и после ездил в Ессентуки, куда пришел мне журнал "Наш современник"
с изуродованным рассказом "Два солдата" (ныне он называется "Сашка
Лебедев"). И я пожаловался Александру Николаевичу на этот, увы, не
единственный в моей творческой жизни редакционный произвол.
Дорогой Виктор Петрович!
Ужасно обидно, что Ваше письмо я прочел только что - устроил себе
гулянку, порвал с Москвой и месяца полтора не был там и слышать о ней не
хотел. Помочь я Вам, конечно, не мог, а теперь уж как-то и сетовать поздно.