"Виктор Астафьев. Обертон" - читать интересную книгу автора

Соней и Тамарой и дорогой скупо поведал им о себе. Узнав о характере моего
ранения, девушки в голос заявили, что я хоть и хороший парень, но надо мне
подыскивать другую работу: эту мне, раненному в ногу, не выдержать.
Меня и в самом деле хватило на неделю. Я до того наскакался по купе,
что раненая нога начала опухать, на лбу - от боли - горохом прорастали и
катились за воротник крупные капли, а там и температура поднялась. Я
занедужил. Девушки делали работу за троих, если сказать поточнее - делала ее
Тамара. От нее, от Тамары, я узнал, что у Сони начался туберкулезный
процесс, который она всеми силами скрывает, чтобы без осложнений
демобилизоваться и уехать домой, где ждала ее мама и должен был с фронта
приехать жених.
Чтобы не быть совсем уж тунеядцем, я вызвался помогать хотя бы
экспедиторам. Девушки, обрадовавшись, затащили в свой закуток экспедиторшу
Любу, которая имела звание старшего сержанта, отвозила отсортированную почту
в цензуру, иногда ездила на станцию за мешками с почтой, по-нынешнему
сказать - была "челноком". Девки-подружки хотели, чтоб я попал на "чистую"
работу и заменил Любу в переправке, писем из почты в цензуру, откуда, как я
скоро уяснил. Люба не торопилась обратно, так как в строгой цензуре ее, как
и на почте, тоже обожали. Слух шел: один цензурный начальник в чине майора,
потерявши голову, предлагал Любе сбежать куда-нибудь, но Люба будто бы
заявила, что не оставит своих девочек и ее не только трусливый
тыловик-майор, но даже пехотный генерал никуда не сманит.
Должность у Любы была не пыльная, почти вольная, и ей навешали
общественных нагрузок до завязки: была она секретарем комсомольской
организации, общественным информатором, ведала библиотекой и еще чем-то.
Однако все эти нагрузки Любу нисколь не угнетали и на здоровье ее не влияли.
Поскольку Любе препоручили меня, то и нагрузки ее как бы сами собой
переместились на меня, лишь комсомольское дело отпадало: я как-то умудрился
не вступить в комсомол, да и информатор из меня тоже не получился - редко
видел я газеты, радио почти не слушал, но библиотеку принимать отправился
охотно.
Библиотека размещалась в пристройке к школе, имела отдельное крыльцо и
вход с торца школы. Этим входом пользовалась и экспедитор Женяра Белоусова,
боковушка которой помещалась в бывшей школьной кладовке. Люба делала
сообщения насчет текущего момента, взобравшись на длинный, вроде бы тоже
нестроевой стол первичной сортировки; обшарпанный по углам, безропотно
принимал он всю войну на спину свою тонны писем. С этого стола, распинав на
нем пачки писем, Люба рассказывала военные и всякие новости, поскольку
сообщалась с миром и людьми шире, чем запечатанные в сортировочных купе
девчонки.
В пыльном и мрачном помещении сортировки я не разглядел Любу, думал,
стану ездить на машине в цензуру, тогда и подивлюсь на нее. ан выпало мне
ездить в кузове, Любе - в кабине. Что тут узреешь? Лишь принимая библиотеку,
сидя рядом иль за столом, перелистывая книги, проявил я некоторую
решительность, пристальней разглядел свою начальницу.
Крупная, будто рюмка всклень, до краев, стало быть, налитая деваха
носила себя по земле бережно. Обутая в хромовые сапоги, плотно облегающие
икры, обтянутые тонкими чулками, с фигурой как бы обвалившейся под грудь,
которую достойно было назвать грудью бойца, до того ли она гордо себя
возносила, что комсомольский значок, бабочкой лепившийся к клапану кармана