"Виктор Астафьев. Кража" - читать интересную книгу автора

"Капкан" Ефима Пермитина и еще одна книжка - "Человек-амфибия", со страшной
картинкой на обложке. Когда все уснули, Толя включил свет и читал до
позднего часа, если не до рассвета, эти где-то им раздобытые книжки.
Случалось, он и по всей ночи не спал, на физзарядке потом запинался, дремал
в столовой и во время уроков в школе. Большинство ребят, и особенно
девчонок, вообще-то почтительно относились к книгочею.
Но подъем есть подъем! Раз всем вставать, значит, всем вставать!
Они сгребли Толю и посадили на холодный крашеный пол. Он на мгновение
проснулся, сказал: "Задрыги!" - и скорчился на полу, подтянув колени к
подбородку.
- Во, хмырь-богатырь! - поразился дежурный. - Волоки! Спиной по полу!
Запор-р-рю каналью! - опять рявкнул Попик киношным голосом и приосанился
даже. - Воды на него! Из графина!
- Велосипед поставить! - просунул голову в дверь житель соседней
комнаты Паралитик. - Сразу вздыбает! А чего Воробей спит? Опять ему
привилегия?!
И вдруг гвалт разом оборвался, будто отсекли его острым топором.
Попик сдернул одеяло с Гошки Воробьева.
Гошка лежал, затискав в кулаки простыню. Глаза его чуть приоткрыты, рот
тоже. Лицо с тонкой и желтой кожей, сморщенное у рта и у глаз, было, как и
при жизни, отчужденно. Все было как прежде, только вытянулись ноги, и
сделалось особенно заметно, что сиреневое трикотажное белье не по Гошке. В
белье этом можно было еще уместить одного мальчишку.
Попик попятился, молча бросил одеяло на старое лицо Гошки и ринулся в
дверь. За ним дернули все остальные ребята. Застряв меж косяками, давнули
кого-то, заорали и сорвали с крючка вторую створку двери. Толя Мазов тоже
успел выскочить в коридор, но ничего со сна не понимал, крутил головою, у
него мерзли ноги, он подпрыгивал на крашеном полу, студеном и гладком, как
стекло.
Вопль шарахнул по детдому и разорвался во всех комнатах.
Еще ничего не зная, но чувствуя по крику, что произошло страшное,
взвизгнули в комнатах девчонки. Гошка остался в четвертой один.
Из-под одеяла, комком брошенного на Гошку, торчали худые ноги, и чуть
задравшаяся рубаха оголяла впалый живот.
Гошка уже ко всему был безразличен.
Тетя Уля, детдомовская повариха, привыкшая еще в крестьянстве
относиться к смерти со скорбным спокойствием, прищипнула глаза Гошке.
- Отмучился, горюн, - молвила она с протяжным вздохом и тут же стала
соображать и прикидывать работу, какую требовалось сделать для покойника.
Паника детдомовская не касалась ее дел и мыслей, как что-то малозначительное
по сравнению со смертью.
Заведующий детдомом Валериан Иванович Репнин тихо вошел в комнату,
постоял возле Гошки, опустив голову, зачем-то надел очки, потом снял их и
как бы сам себе молвил:
- Не дотянул ты, Воробьев, до парохода. Не дотянул...
Тетя Уля всхлипнула по бабьей привычке. Валериан Иванович опустил руку
на ее плечо:
- Не надо, Ульяна Трофимовна. Не надо, чтобы ребята видели слезы, - и
так же тихо и печально добавил: - Будьте здесь. В комнату никого не
впускайте. Я пойду звонить. Нужно, чтоб Гошу увезли в городской морг. Здесь