"Виктор Астафьев. Затеси" - читать интересную книгу автора

Неслись снаряды надо мною с разноголосыми воплями, курлыканьем и
свистом. Немцы отвечали реденько и куда попало -- я был опытный уже солдат и
знал: лежала сейчас немецкая пехота, уткнувшись носом в землю, и молила Бога
о том, чтобы у русских запас снарядов скорее кончился. "Да не кончится! Час
и десять минут долбить будут, пока смятку из вас, лиходеев, не сделают", --
размышлял я с лихорадочным душевным подъемом. Во время артподготовки всегда
так: жутковато, трясет всего внутри и в то же время страсти в душе
разгораются.

Я как бежал с катушкой на шее, так и споткнулся, и мысли мои
оборвались: богиня Венера стояла без головы, и руки у нее были оторваны,
лишь осталась ладошка, которой она прикрывала стыд, а возле забросанного
землей фонтана валялись Абдрашитов и поляк, засыпанные белыми осколками и
пылью гипса. Оба они были убиты. Это перед утром обеспокоенные тишиной немцы
делали артналет на передовую и очень много снарядов по парку выпустили.

Поляк, установил я, ранен был первый -- у него еще в пальцах не высох и
не рассыпался кусочек гипса. Абдрашитов пытался стянуть поляка в бассейн,
под фонтанчик, но не успел этого сделать -- их накрыло еще раз, и
успокоились они оба.

Лежало на боку ведерко, и вывалилось из него серое тесто гипса,
валялась отбитая голова богини и одним беззрачным оком смотрела в небо,
крича пробитым ниже носа кривым отверстием. Стояла изувеченная,
обезображенная богиня Венера. А у ног ее, в луже крови, лежали два человека
-- советский солдат и седовласый польский гражданин, пытавшиеся исцелить
побитую красоту.
Домский собор

Дом... Дом... Дом...

Домский собор, с петушком на шпиле. Высокий, каменный, он по-над Ригой
звучит.

Пением органа наполнены своды собора. С неба, сверху плывет то рокот,
то гром, то нежный голос влюбленных, то зов весталок, то рулады рожка, то
звуки клавесина, то говор перекатного ручья...

И снова грозным валом бушующих страстей сносит все, снова рокот.

Звуки качаются, как ладанный дым. Они густы, осязаемы. Они всюду, и все
наполнено ими: душа, земля, мир.

Все замерло, остановилось.

Душевная смута, вздорность суетной жизни, мелкие страсти, будничные
заботы -- все-все это осталось в другом месте, в другом свете, в другой,
отдалившейся от меня жизни, там, там где-то.