"Виктор Астафьев. Затеси" - читать интересную книгу автора

Иногда Галка просыпалась и невнятно спрашивала:

-- Мы уже приплыли?

-- Приплыли, приплыли. Спи, песнопевица. -- И отец при- жимал ее
плотнее к себе, а она дышала ему в грудь маленьким, добрым теплом, и
хотелось ему сказать: "Родненькая ты моя, миленькая ты моя! Что был бы я без
тебя?.."

Но он этого не умел сказать, он лишь останавливался на яру, скрипуче
прокашливая горло, сдавленное сладким горем, прижимал к себе дочку, ровно бы
боясь остаться в одиночестве среди темной ночи, над темной рекой, на которой
редко помигивали огни бакенов и где-то далеко, еще за поворотом реки,
занималось шлепанье плиц и пыхтенье буксирного парохода.

-- Пароход идет, -- тихо говорил отец, слушая свой голос, -- на твои
огоньки, дочка, смотрит и не заблудится в потемках...

Она и выросла там, в избушке бакенщика. Она и отца похоронила там, на
травянистом взлобке, рядом с матерью. Работает она теперь в большом
учреждении, за чертежной доской и, забывшись иногда, тоненько и грустно
запевает:

Куда, милый, едешь, куда уезжаешь?..

И тогда сотрудники проектного отдела поднимают головы от столов, калек,
чертежных досок и с улыбкой поглядывают на эту беленькую, всегда почему-то
молчаливую и грустную девушку, о которой мало кто знает, как она жила, где
выросла, о чем думает.

Вечером она часто выходит на набережную и, облокотившись на решетку,
смотрит на реку, на мигалки-бакены с поплавочными железными туловищами,
провожает глазами многооконные светлые пароходы с веселой музыкой и чего-то
ждет. Она ждет, когда один из этих пароходов подойдет к ней, возьмет с
собой, увезет туда, где ей пристать захочется. Может быть, там, в темноте,
светится, горит тот единственный огонек, живой и теплый, о котором она
мечтает так давно и терпеливо.
Гимн жизни

Лина уже полмесяца жила в Москве. Жила? Нет, не жила, доживала.

Она постоянно разделяла слово "жизнь" надвое, но ничего не получалось.
Ей хотелось, очень хотелось отделить жуткую приставку "до", выбросить ее
вон. Зачем к такому замечательному, всеобъемлющему слову какие-то приставки?
И все-таки она была, эта приставка, и все время, как биение сердца,
отдавалась эхом в груди, в голове, в каждом мускуле, в каждой клеточке "до",
"до", "до"...

Доживать в двадцать лет! Как это нелепо, нескладно, страшно.