"Виктор Астафьев. Затеси" - читать интересную книгу автора

запевала тоненьким голоском Галка, и слышала одну себя, и радовалась
тому, что есть она, Галка, на этом свете, что отец слушал ее и даже веслом
негромко хлопал, чтобы слышать ее лучше. И Галка пела, пела, уж забывши и
про отца, и про лодку, и про деда, который хоть и привычен, но все же
жутковат, и пока он не уснет, петь и кашлять было и страшновато, и неловко
как-то.

Никаких детских песен Галка не знала, она жила тем, что переняла у
взрослых, и песни ее сплошь грустные, протяжные и про любовь все больше:

В золотом садочке канарейка пела,
Пела так уныло, ой, голос раздавался-а-а,
Пела так уныло, голос раздавался-а-а,
Молодой парнишка, ой, с девушкой прощался-а-а...

И как он прощался, и как ей, девушке-то, горько было, когда она
спрашивала: "Куда, милый, едешь, куда уезжаешь? На кого ты, милый, ой, меня
спокидаешь?.." -- все это Галка ровно бы и чувствовала и понимала, а потому
и на сердце у нее делалось по-разному: то его слезами подтачивало, то озноб,
возникший под кожей, кололся хвоею в сердце, то вдруг тепло подкатывало к
груди.

Отец хватался за бакен, вставлял в фонарь лампу, зажигал ее и отпускал
лодку. Ее шатало, разворачивало течением, несло вниз по реке, и огонек
бакена, дружески моргая Галке, удалялся в темноту, и она пела только ему,
огоньку:

В низенькой светелке огонек горит,
Молодая пряха у окна сидит...

Голосишко у Галки становился тише, тоньше, слова она уже склеивала,
головенка ее сморенно падала на грудь и пятнышком светилась в темной
телогрейке среди темной лодки. Отец осторожно продвигался к беседке, бросал
в нос лодки свою телогрейку, брал на руки Галку, бережно опускал ее на
одежонку, прикрывал сверху другой телогрейкой, и Галка, протяжно, с
облегчением вздохнув, ложилась щекой на руки и сладко засыпала.

Отец, покачав головой и грустно улыбнувшись в темноте, садился за
лопашни и, поскрипывая уключинами, плыл от бакена к бакену, засветлял их и
сплывал по течению к избушке. Сложив весла, уронив натруженные руки на
колени, он курил, слушал ночь, себя, тосковал о жене, думал о дочке, которой
надо бы мать, но мать никогда уже не вернется, а мачеха еще какая и
попадется...

Лодка, чуть слышно коснувшись берега, останавливалась. Отец забредал в
воду, брался за уключину и подтаскивал ее повыше, затем бросал окурок в воду
и выскребал Галку из носа лодки, укутывал ее в телогрейку, на руках нес
вверх по деревянным ступеням к избушке.