"Виктор Астафьев. Прокляты и убиты (Книга вторая)(про войну)" - читать интересную книгу автора

Валерии Мефодьевне второго ребенка, на этот раз парня, Василия Алексеевича.
Побывал он и в двадцать первом полку, в гостях у своего высокого попечителя,
полковника Азатьяна. Дела в полку в смысле жилья маленько подладились,
построено несколько казарм-бараков, подвалы совсем раскисли и развалились, с
едой же обстояло еще хуже, чем в прошлые времена, муштра и холод все те же,
мается под Бердском народ уже двадцать пятого года рождения -- Россия не
перестает поставлять пушечное мясо. Отмаялся старшина Шпатор, кончились
земные сроки Акима Агафоновича. Умер он неловко, в вагоне пригородного
поезда -- ехал зачем-то в Новосибирск, сел в уголке и тихо помер, на
повороте качнуло вагон, мертвый свалился на пол, валялся в грязи, на шелухе
от семечек, средь окурков, плевков и прочего добра. Не поднимали, думали,
пьяный валяется, и катался старшина до тех пор, пока ночью вагоны не
поставили в депо, уборщицы, подметающие в них, и обнаружили мертвого
старика. За всю службу, за всю маету, за тяжелую долю, выпавшую Акиму
Агафоновичу, явлена была ему льгота или Божья милость -- полковник Азатьян
велел привезти из городского морга старого служаку и похоронить со всеми
воинскими почестями на полковом кладбище. Была заминка с похоронами -- в
кармане гимнастерки Шпатора с обратной стороны военной накладной написано
было химическим карандашом завещание, в котором старшина Шпатор просил не
снимать с него нательный крест и похоронить его рядом с мучеником --
солдатом Попцовым либо с убиенными агнцами, братьями Снегиревыми. Но к той
поре щель, в которой покоились братья Снегиревы, уже сровнялась с
ископыченным военным плацем, а где закопан Попцов, никто не помнил.
Похоронили старшину возле лесочка, среди могил, в изрядном уж
количестве здесь расселившихся, несмотря на то, что в учебном полку, как и
прежде, не хватало боеприпасов, все же дали залп над могилой, пусть и
жиденький, из трех винтовок.
Под Харьковом, куда после излечения прибыл Щусь, ему присвоили звание
старшего лейтенанта, а вот когда он сделался капитаном, Лешка и не ведал --
редко все же видятся, хоть и в одной дивизии воюют.
-- Ну, что там, на берегу? Мы ничего еще не видели, в потемках
притопали, -- спросил капитан, вытираясь сухим, застиранным рушником,
услужливо поданным Колей Рындиным.
-- Пока все тихо, -- ответил Лешка, -- но на другом берегу немец
шевелится, готовится встречать.
-- Н-на... Но мы же секретно, тайно сосредотачиваемся.
-- Ага, тайна наша вечная: куда едешь? Не скажу. Че везешь? Снаряды.
Надо бы, товарищ капитан, как ребята выспятся, чтоб сходили вымылись,
искупались. Хорошо на реке. Пока. Думаю, что фриц не выдержит тутошнего
курорта, начнет палить. Ну, я пошел. Потом еще зайду -- охота с Хохлаком
повидаться.
-- Зарубину привет передавай.
-- Сами передадите. Я думаю, он когда узнает, что вы прибыли, придет
посоветоваться, как дальше жить. Основательный он мужик, вежливый только
чересчур, не матерится даже. Я первого такого офицера встречаю в нашей
армии.
-- Думаю, и последнего.