"Виктор Астафьев. Прокляты и убиты (Книга вторая)(про войну)" - читать интересную книгу автора

хряк борцовски хукнул. переступил быстро задними ножками, ища упору для
броска.
-- Ты че? -- закричал Лешка, поднимая затвор автомата, -- изрешечу-у,
кривое рыло!
-- Хурк! -- грозно откликнулся кабан.
-- Уходи с дороги, морда! -- не своим голосом взревел Лешка и дал
очередь в небо, срезав пулями ветку. Лесные дебри поглотили животину. Тропа,
по которой вепрь удрапал, вывела солдата к отводке старицы, зверина хватанул
по отмели, утопая по пузо в грязи. Желто дыша и пузырясь, канава наполнялась
плесневелой жижей. В отдалении, смяв осоку, лежал и блаженствовал в грязной
жиже еще один кабан, блестело осклизлое брюхо. Отчего-то этот кабан не
ударился в бега за отступающим хряком. Лешка выловил ольховую палку, потыкал
в недвижимое тело и ссохшимся голосом произнес:
-- Лодка!
По заломленным веточкам, по едва примятым, травою схваченным следам он
сыскал под навесом низкой, обрубленной вербы два старых осиновых весла,
ржавое, гнутое ведро. -- Помер, видно, дедок-то. А может убили? -- вздохнул
Лешка, принимая лодку, но не как награду, как неизбежность, -- теперь уж от
шушеры не отвертеться. Сняв одежду, ежась от сырого с ночи, в затени
застоявшегося холода, увязая в жидкой грязи, которая была теплее воды, сразу
за осокой присел по грудь, как это делали ребятишки, "согревая воду" в Оби,
тут же выпрыгнул поплавком и громко ругаясь, -- никто ж не слышит, --
перевернул и повел лодку к мелкому месту. Житель севера, привыкший к
ледяному от вечной мерзлоты дну, обрадовался теплой тине, овчиной объявшей
ноги, шевелил пальцами от ласковой щекотки. Душная, серая муть с клубами
густой сажи тянулась за тяжелой лодкой-корытом, на следу ее вспархивали и,
чмокая, лопались пузыри. Пахло сгоревшим толом, общественным нужником.
Гнилые водоросли оплетали ноги. Отгоняя от себя омерзение, навечно уж
приобретенное им в южном ерике, Лешка вдруг натужно заорал перенятую у
Булдакова песню;

А умирать нам р-р-рановато-о,
Пусть помрет лучше дома ж-жана-а-а-а!..

Артельно затащили сорящую гнилью лодку в кузов машины, привезли ее на
окраину хутора, укрыли все в той же риге, которая с каждым часом обнажалась
ребрами, будто старая кляча, растаскивалась слежавшаяся, оплесневелая
солома: ею славяне укрывали деревянный разобранный костяк риги. Возле
бесценного судна часовым стал сам хозяин -- Шестаков, точнее, не стал, а лег
-- набив полное корыто ботвы от картофеля, сверху набросав соломы. Вокруг
лодки скрадывающей, охотничьей поступью запохаживал Леха Булдаков, напевая:
"У бар бороды не бывает", напряженно соображая: куда, кому и за сколько
сбыть добытую однополчанином посудину. Отгоняя добытчика от своего объекта,
Лешка поднес к квадратному рылу кулак. Потратив на конопатку дряхлой
посудины старую солдатскую телогрейку, паклю, где-то раздобытую бойцами,
старые портянки, Лешка удрученно глядел на диковинное плавсредство. Сев в
лодку, попытался ее раскачать -- посудина слабо простонала, из шпангоутов
червяками полезли ржавые гвозди, уключины подтекли ржавчиной. Но и это
тупозадое, убогое сооружение, слепленное из двух досок по бортам и двух
осиновых плах, -- днище, кроме Булдакова, пытались уцелить какие-то дикие