"Виктор Астафьев. Прокляты и убиты (Книга вторая)(про войну)" - читать интересную книгу автора

начальник штаба с планшетом со средствами вычисления.
Если будет где и что вычислять.
-- Всего не предусмотреть, товарищи, -- сказал в заключение командир
дивизии, -- тем паче при ночной операции. Собственная инициатива, своя
сообразиловка должны помогать и выручать. Выспаться ладом, отдохнуть -- чтоб
сообразиловка не истощилась. Командиров полков, батальонов и рот прошу
ненадолго остаться, остальные товарищи свободны.
После полудня началось короткое движение возле хутора и по дубнякам.
Опять натянуло большое начальство, и опять не замаскированное, а в кожаных
регланах, в хромовых сапогах, в нарядных картузах. Командующего фронтом и
армией среди них не было, но все равно чиновный люд выразительно сверкал
звездами на погонах, кокардами, волочил на брюках красные лампасы. Все это
воинство двинулось к заранее оборудованному в хуторском школьном саду
наблюдательному пункту. И тут же вверху зашустрили истребители, охраняя небо
от немецкой авиации.
Лешку понесло с берега на кухню именно в это время, и он нос к носу
столкнулся с начальством и обслугой, его сопровождающей. Отвалив с дороги,
он взял котелок в левую руку, правой лихо козырнул. Несколько рук
взметнулось к картузам. Неожиданно к Лешке подскочил старый его
перевоспитыватель и наставник с радушно расшеперенным ртом. Этот был в
плащ-палатке, юбкой по земле волочащейся.
-- А где ваши награды, товарищ боец? -- спросил он, показывая на четкие
следы, оставшиеся на выгоревшей и сопревшей на крыльцах гимнастерке.
"Пропил!" -- чуть было не ляпнул Лешка.
-- Боевые награды я сдал на хранение, товарищ военный неизвестного мне
звания, -- сделав угодливо-глупое лицо, ответствовал Лешка, будто и не
узнавал Мусенка, когда-то изловившего его с похищенными сухарями, -- потому
как плыть на ту сторону следует налегке.
-- Звание мое -- полковник. Я начальник политотдела дивизии, -- пояснил
маленький человечек, в крохотных, почти кукольных сапожках. Заметив, что его
спутники, замедлившие было шаг, двинулись дальше, Мусенок деловито
поинтересо- вался:
-- Как будете преодолевать водную преграду? Немец-то ведь не дремлет.
Он ждет. Страшно будет. Ох, страшно! -- у человека-карлика были крупные,
старые черты лица, лопушистые уши, нос в черноватых дырках свищей, широкий,
налимий рот с глубокими складками бабы-сплетницы в углах, голос с жестяным
звяком. Почему-то хотелось передразнить его.
-- Так точно, товарищ комиссар, страшно. Но как есть мы советские
бойцы, а вы -- наши руководители, выходит, наш совместный святой долг в
достижении цели: вы на этом берегу день и ночь о нас думать будете,
заботиться, мы на том -- бить фашиста.
Удивленно выпучив отечные, пестренькие глаза, Мусенок не знал, как и о
чем дальше говорить с нечаянным встречным.
-- Член партии? -- наконец нашелся он.
-- Никак нет, товарищ комиссар. Сочувствующий я.
-- Подавайте заявление. Примем. Всех героев, идущих на переправу,
примем. Достойны! -- Мусенок игрушечно козырнув ручонкой, засеменил, догоняя
начальство, и с ходу начал о чем-то говорить, показывая на заречье так
уверенно, будто он эту реку не раз уж форсировал, все там до кустика знает и
первым бросится вплавь во время переправы.