"Виктор Астафьев. Прокляты и убиты (Книга вторая)(про войну)" - читать интересную книгу автора "С нами Бог и тридцать три китайца!" -- говаривал когда-то Герка-горный
бедняк. И Лешке снова почудилось, что в хоре слышится отчим-гуляка, но было бы слишком уж просто: взять, войти в хату и во фронтовой толчее встретить папулю! "Наваждение это!" -- порешил Лешка, поспешая навестить осиповцев. Леха Булдаков ни с того ни с сего навалился медведем, притиснул гостя к себе и коленом поболтал фляжку на его поясе. Во фляге звучало. Покликали сибирских стрелков. Сползлись все, даже Коля Рындин явился, распечатал консерву, нарезал хлеба, принес печеных картошек, соль бутылкой на доске растер, перекрестился и выпил, жмурясь, косил глазом; все ли в порядке у него на столе -- ящике из-под снарядов. Хорошо посидели ребята, повспоминали, пробовали даже запеть. Гриша Хохлак настрой на "Ревела буря" давал, но песня не заладилась, да и затребовали скоро Гришу вместе с баяном в распоряжение штаба батальона. А правый берег все молчал, не шевелился. Комбату не спалось. Солдаты -- вольный народ, заботами не обремененный, угрелись под плащ-палатками, шинеленками, телогрейками, дрыхнут себе, сопят в обе дырки; оглашал окрестности храпом Коля Рындин, почему-то последнее время облюбовавший место для спанья под полевой кухней -- теплей и безопасней там, что ли? О том, что и солдаты некоторые не спят, Щусь хоть и догадывался, однако не тревожился особо -- выспятся еще. Солдат с редкой и чудной фамилией -- Тетеркин, попав в пару с Васконяном на котелок, удивился: "Я ишшо таких охламонов не встречал!" -- и с тех пор таскается за Васконяном как Санчо Панса за своим воинствующим рыцарем, моет котелок и ложки, стирает портянки многоумности. С вечера Тетеркин принес откуда-то сена, застелил его плащ-палаткой, велел лечь Васконяну, укрыл его сверху и сам залез в постельное гнездо, да вскорости и уснул, не обращая внимания ни на звезды, ни на осеннюю ночь, ни о чем не беспокоясь и ни о чем не думая. Спокойное, доброе тепло шло от мирно спящего солдата. Прижимаясь к напарнику, Васконян умиленно радовался тому, что Бог послал ему еще одного доброго человека. Мирно ворковала в ночи, под звездами небесными, еще одна богоданная пара -- Булдаков с Финифатьевым. Леха Булдаков нечаянно затесался в избу к офицерам, нечаянно же там и добавил. -- Де-эд, ты будешь спать или нет? Завтре битва. -- Коли битва, так ковды разговаривать в ей будет... -- Де-эд, ты же в любом месте, в любой ситуации можешь разговаривать двадцать пять часов в сутки, я токо двадцать. Мое время истекло. Уймись, а? -- Какой ты, Олеха, все же маньдюк!.. Уймись, уймись. Тебе б токо пить да дрыхать, а вот у меня предчувствия... -- Де-эд. Я выпил, спать хочу, пожрать, поспать -- вот для чего я существую. И ишшо де-эд! Я девок люблю. А где девку взясти? Хотел у офицеров одну увести, да где там, самим не достает. Помнишь, дед, поговорку. "Солдат, девок любишь?" -- "Люблю". -- "А оне тя?" -- "Я их тоже..." -- А хто их, окаянных, не любит?! -- Гэ-э-э!.. -- Де-эд, если будешь шарашиться, я придавлю тебя!.. У бар-р бороды не бывает!.. -- Господи, спаси и помилуй нас от напасти! -- взмолился старый партиец |
|
|