"Виктор Астафьев. Веселый солдат (повесть)" - читать интересную книгу автора

поддался Владыке и проиграл ему три партии подряд.
"Исключительно ради нашей дружбы!" - тыкал он мне пальцем в грудь.
Владыко тут же подписал телеграмму в Бердянск на вызов Борькиных родителей.
Скоро приехала еще молодая, красивая мать Борьки и привезла всякой рыбы,
соленой, копченой, да еще и полный жбан самогонки, да еще вишневого варенья
и торбу груш. Дед Борьки был бакенщиком на Дону, бабка, естественно,
бакенщицей - и они уж постарались, собирая посылку внуку.
Мать Борькина, человек конторской работы, так была рада встрече с
сыном, которого и потеряли уж, потому что все они были "под немцем" в
Бердянске, а он на фронте, что тоже крепко выпила с нами и, сидя на краешках
матрацев, пела, обнявшись с нами: "Что ты, Вася, приуныл, голову повесил?
Черны брови опустил, хмуришься - не весел?.."
Вася-саратовский, прозванный так оттого, что из города Саратова родом,
один из "наших", еще "львовских", бойцов, действительно приуныл. Под гипсом
у него завелись черви, как у многих ранбольных. "И это хорошо, - заверяли
нас медики, - черви очищают рану"... Очищать-то они, конечно, очищают, но
когда им не хватает выделений - они ж плодятся без устали, - черви
начинают точить рану, въедаться в живую ткань.
Вася-саратовский с повреждением плечевого сустава, заключенный в
огромный, неуклюжий гипс, метался со взнятой впереди себя рукой, будто
загораживаясь ею от всех или, наоборот, наступая, прислонялся лбом к
холодному стеклу, пил воду, пробовал даже самогонку, и все равно уснуть не
мог. Черви вылезали из-под гипса, ползали по его исхудалой шее с
напрягшимися от боли жилами. Утром давленых и извивающихся, мутно-белых этих
червей с черными точками голов мы сметали с постели, обирали с гипса и
выбрасывали в окно, где уже стаями дежурили приученные к лакомству воробьи.
Напоили мы Васю допьяна, он забылся и уснул. Мать ночью уехала, наказывая
Боре, чтоб он не проявлял излишнюю строптивость, и сказала, что в следующий
раз приедет отец, что дедушка до зимы не сможет - он привязан к бакенам.

x x x
Наутре мы все были разбужены воплями Васи-саратовского. Долго он
крепился, терпел, пьяного, неподвижного, его начали есть черви, как трухлое
дерево.
- Братцы! Братцы! - по древнему солдатскому обычаю взывал современный
молоденький солдат. - Сымите гипс с меня! Сымите! Доедают... Слышу -
доедают! Братцы! Мне страшно! Я не хочу умирать. Я в пехоте был... выжил...
Братцы! Спасите!
Сунулись мы искать дежурную сестру - нигде нету, врачи сюда находами
бывали, санитарка, дежурившая у дверей, отрезала с ненавистью:
- И знаю я, где эта блядина, но искать не пойду. Мне, хоть все вы
сегодня же передохните!..
Черевченко Семен, бывший какого-то сыро-маслосепаратного цеха или
фабрики руководитель "хвилиала" от "солдатских масс", отнюдь не
революционного настроения, пришел на крик, посмотрел на Васю-саратовского и
сказал, что в самом деле надо снимать гипс, иначе парень если не умрет, то к
утру от боли с ума сойдет, "бо черви начали есть живое мясо". Сам он,
Черевченко Семен, к больному не притронется, "ему ще здесь не надоело...".
С гневом и неистовством пластали мы складниками, вилками, железками на
Васе-саратовском гипс, и когда распластали, придавив Васю к полу, с хрустом