"Виктор Астафьев. Родной голос" - читать интересную книгу автора

поселка, с лужами меж домов, обнажившимися кочками, помойками подле крыльца,
пнями-выворотнями, щепой, корой, разбросанным повсюду лесом, досками,
недостроенным общежитием для специалистов по оленеводству, которые должны
будут жить и наблюдать, как осуществляется программа по науке, по модели,
созданной не то в Якутии, не то в Ленинграде, может, и еще дальше от здешних
лесов, пастбищ оленей, и коренных жителей - эвенков, потерявших всякую веру
в новое хозяйствование, отстраненных от векового кочевого уклада жизни, той
жизни, которой они прожили века, доказали свою жизнеспособность.
Отупели они от нахлынувшей на них информации насчет новейших достижений
и передового опыта, от указаний и криков начальства, от плохого снабжения -
дают по банке тушенки на неделю, на семью, крупы, лапши, сахару, оленей есть
не разрешают, рыбу ловить не дают, после охотничьего сезона ружья изымают -
в лесу ничего не добудешь. Ребятишки все так же, как и до войны, чумазы, но
худы, взрослые курят, скрипуче кашляют, плюются...
Снова вспыхнул туберкулез по Северу, сократились средние сроки жизни
северян до такой отметки, что и называть вслух цифру стесняются. Зато очень
рьяно во всех газетах заступаемся мы за американских и австралийских
аборигенов - вот ведь какая у них вопиющая несправедливость - средний
уровень жизни американцев повысился до семидесяти лет, а бедные аборигены и
индейцы живут всего шестьдесят.
Очень уж любим мы считать кумушек за океаном, но лучше б на себя
оборотиться и с толком расходовать те же деньги, ухряпанные на заборы,
поселки, моторки, на всякие чаще всего вовсе ненужные руководящие бумаги,
институты, которые изучают проблемы Севера, в том числе и медицинские, но не
лечат больных. Никто не помогает делом северным народам, но все поучают,
наставляют. По северным землям бродят экспедиции каких-то наук, уродуют
тундру, гробят леса и растительность, истребляют птицу, зверя, рыбу, портят
водоемы, оттесняя все дальше и дальше в горы, в голые пространства коренные
народности, губя их пьянством, развратом и безразличием к их судьбе.
Сами же представители этих народностей, выбившиеся на должности, на
руководящие посты, ведут себя отчужденно от соплеменников, устраняются от
них, знать ничего не хотят об их бедах и нуждах, по сути, ведут себя
предательски по отношению к собратьям своим и болезненно реагируют на всякие
замечания, на всякое правдивое слово о жизни и делах родного края. Стоило
писателю Алитету Немтушкину приподнять немного дымовую завесу над жизнью
родной земли и родного эвенкийского народа, коснуться больных вопросов
хозяйствования, как поднялись кабинетные бури, послышались телефонные вопли,
полетели письменные протесты; "Клевета! Очернительство! Непонимание
национальной политики! Недооценка новой экономической платформы!
Антиперестроечные настроения! Не пускать Немтушкина в Эвенкию!"
Демагогия, она и в тайге, и в тундре той же масти, того же тона и
окраски, что и в промышленных гигантах, в столицах и по-за ними - бюрократ
везде одинаков и принципы борьбы у него всюду одинаковы, давно испытанные не
пущать и давить!
О-о-ох, вспоминали мы и вспомним, еще не раз вспомним, очень скоро
вспомним горькую русскую пословицу: "Что имеем - не храним, потерявши
плачем..."
В то время, пока кипели и кипят страсти в газетах, журналах, залах
заседаний, в застольях, в служебных кабинетах, в домах и чумах местных
жителей, уже идут по всей эвенкийской тайге изыскательские работы