"Пьер Ассулин. Клиентка " - читать интересную книгу автора

эстетику швов. Господин Анри пригласил швею. Рассматривая манто со всех
сторон, клиентка обнаружила изъяны даже в подкладке и осудила все, вплоть
до полушелковой ленты. Господин Анри позвал отделочницу.
Мастерская перекочевала в лавку в полном составе. Госпоже Ядгарофф
удалось заставить плясать под свою дудку весь персонал. Зеркальщик не мог
опомниться от изумления. Он отложил свой инструмент и, сидя по-турецки на
ковре, наблюдал за спектаклем. Очевидно, он был искренне увлечен этим
зрелищем. Еще немного, и господин Адре записал бы избранные реплики как
истинный знаток, ибо злые языки утверждали, что он уже два года не
разговаривает с собственной женой, не желая ее перебивать.
Наконец торговец ухитрился вставить слово:
- Уважаемая госпожа, манто идет вам как нельзя лучше, оно безупречно
во всех отношениях. На мой взгляд, оно готово.
Поскольку все вокруг кивали в знак согласия с господином Анри,
клиентка прибегла к последнему решающему доводу:
- Возможно, возможно... Но вы провозились с ним четыре месяца! Четыре
месяца, господин Фешнер...
- Если вам нравится, все остальное не в счет, - невозмутимо отвечал
старик.
- Только представьте: Бог потратил всего неделю на сотворение мира, а
вам понадобилось четыре месяца, чтобы сшить одно-единственное манто!
Это была неожиданная удача. Господин Анри, казалось, только того и
ждал. Теперь клиентке некуда было деться.
- Да, мадам, - произнес он, сопровождая свои слова широким жестом, -
но вы же видите, что это за мир, и вы видите мое манто...
Зеркальщик так громко расхохотался, а работницы так мило прыснули,
что госпожа Ядгарофф признала себя побежденной. Отдавая в кассу
заполненный чек, она подтвердила излюбленную присказку господина Анри,
считавшего женщину не мыслящим тростником, а сорящим деньгами сорняком.
Господин Адре задумался, не читал ли он нечто подобное в одном из своих
словарей.
Когда клиентка ушла, хозяин бросился наводить в магазине порядок. Он
старался, чтобы не осталось даже воспоминания об учиненном ею переполохе.
- Вы можете пересесть на другой стул? Вы меня слышите? Эй, вы здесь?..
Я-то был здесь, но мои мысли витали в другом месте. Если быть уж
совсем точным - в магазине напротив. У другой клиентки, моей,
единственной, представлявшей для меня интерес. Будучи не в силах ее
понять, я стремился хотя бы уяснить, правда ли, что понять - уже значит
простить. В моих глазах цветочнице не было оправданий. Податель этого
письма, последствия этого доноса... Не с кем судиться, дело закрыто. В
моей душе не осталось места для снисхождения. Но я должен был непременно
посмотреть доносчице в глаза, хотя бы для того, чтобы ощутить ее
бесстыдство, несмотря на то что я всю жизнь чувствовал себя беззащитным в
присутствии нелюдей.
Я собирался взяться за проблему, неподвластную осмыслению и
сопоставлению, невыразимую словами. Каким образом нормальный человек
настолько поддается чужому страху, что оказывается во власти своих
разрушительных инстинктов? Осознает ли подлец, что в тот миг, когда он
теряет всякое нравственное чувство, стирается грань между Добром и Злом? В
конце концов, эта женщина могла быть просто заурядной расисткой,