"Дарья Асламова. В любви, как на войне" - читать интересную книгу автора

Кабак и женщина. Сентиментальные распутники впадают в то блаженное
состояние, которое наступает вслед за счастливой развязкой, и плотно увязают
в разврате. Смело можно утверждать, что большинство военных
корреспондентов - уже давно "молочные" братья.
Все это можно назвать цинизмом. Но только так можно прижечь боль после
всего увиденного на войне. Психологи называют это профессиональной
деформацией личности. Несомненно, мы циничны, но сколько романтичного
скрывается за этим цинизмом. Мир - это конгломерат красоты и мерзости,
высоты духа и грязного белья. Так уж устроен человек. Он жрет водку и плачет
от звуков музыки, валяется в постели с уличной девкой и ставит свечу в
церкви, пишет по ночам книги и думает, как бы содрать за них побольше денег.
Поднимая старое, продырявленное знамя, я хочу сказать вот что. Мальчики
мои! Вы все обыкновенные герои. Я бы каждого из вас наградила медалью
размером с тарелку и всем бы поставила памятник в виде бутылки. А если
иногда вы бываете пьяницами, распутниками и бездельниками, так что же
делать. Других героев бог нам не дал, - и дьявол, и бог пользуются для своих
целей смешными, мелкими и ничтожными людишками. И если грехи ваши красны как
кровь, они будут белы как снег. И если они алы, как пурпур, то убедятся, как
руно.
Уже давно мужчины тревожат только мою плоть, а не душу, но вы! Вы
сумели затронуть мое сердце. И эта книжка посвящается вам, старые пьянчуги и
мои любимые друзья.

ЮГОСЛАВИЯ, И ЧТО СЛУЧИЛОСЬ ПОСЛЕ

Война в Югославии имеет вкус сигарет. Курят все и помногу, - пожилые
матроны смолят контрабандные румынские "ЛМ", студентки достают из сумочек
поддельный "Бонд", мужчины предпочитают табачные самокрутки, а дети -
местный крепкий "Ловчен". Бывают минуты, когда и некурящие просят сигарет.
Однажды в три часа ночи у стен горящего, только что разбомбленного здания я
видела спасателя в марлевой повязке со слезящимися от дыма глазами. Время от
времени он стягивал повязку и со вкусом затягивался сигаретой, кашляя и
хрипя от недостатка кислорода.
Утро в Белграде начинается с бесконечных очередей к табачным киоскам, а
ночью на Бранковом мосту тянет сладковатым дымком марихуаны. Там гуляет
местная братва.
Молодые, уголовного вида мужчины подогревают на кострах в котелках
ракию (вид местной водки), угощают ею прохожих, целуют в шею случайных
русских и орут:
"Мафия за Ельцина!" Эта хмельная гульба напоказ заводит с пол-оборота.
"Раньше мы пуцали (стреляли) друг в друга, сейчас будем пуцать в
американцев, - твердят сербские братки. - Кончится война, снова будем пуцать
своих". Зажженные фары припаркованных машин просверливают светлые туннели в
темноте. Все это напоминает пикник, устроенный на кладбище.
Днем на Бранков мост ходят "нюхнуть политики". Бесконечные митинги
протеста, дождь трескучих лозунгов, рок-концерты, марафоны бегунов,
увешанных мишенями. Город лихорадит. Война подпалила чувство национальной
гордости. Дня не проходит, чтобы людская толпа, ее ярмарочное вдохновение не
рождало бы там или сям сиюминутный спектакль. Эта вакханалия патриотизма,
это нервное калейдоскопическое веселье создает диковинную обстановку войны