"Хьелль Аскильдсен. Собаки в Салониках ("Все хорошо, пока хорошо" #18) " - читать интересную книгу автора

себе. Она ушла в дом. Я поднялся и побрел в лес.
За обедом Беата сказала: он вернулся. Кто? - сказал я. Мужчина,
сказала она, вон на опушке, у большой... нет, ушел. Я встал и подошел к
окну. Где? - спросил я. Под большой сосной, показала она. Ты уверена, что
это один и тот же мужчина? - спросил я. Мне кажется, да, сказала она.
Сейчас там никого нет, сказал я. Сейчас нет, сказала она, ушел. Я вернулся
к столу со словами: с такого расстояния ты никак не можешь различить, тот
это мужчина или нет. Не сразу Беата ответила: тебя бы я узнала. Это совсем
другое дело, сказал я, меня ты знаешь. Мы молча занялись обедом. Спустя
время Беата сказала: а зачем ты не отвечал, когда я тебя звала? Звала меня?
Я тебя увидела и позвала, но ты не ответил, сказала она. Я смолчал. Я же
видела тебя! - сказала она. Для чего тогда ты обходила дом? - спросил я.
Чтобы ты не подумал, будто я высмотрела тебя, сказала она. Я рассчитывал,
что ты меня не заметишь, сказал я. Но почему ты не отвечал? - сказала она.
Я был уверен, что меня не видно, - зачем же себя выдавать? С таким же
успехом ты могла и обознаться. И вообще - сочинила проблему на ровном
месте: если б ты меня не заметила или хотя бы не стала притворяться, что не
заметила, ничего бы этого не было. Она сказала: милый, тут и нет никакой
проблемы.
Мы помолчали. Беата беспрестанно поглядывала в окно. Я сказал: дождем
и не пахнет. Еще не вечер, сказала она. Я отложил прибор, откинулся на
спинку стула и сказал: знаешь, иногда ты меня раздражаешь до безумия. Да? -
сказала она. Да, и ты никогда не можешь признать, что была не права. В этом
я согласна признаться, сказала она: я часто ошибаюсь, как и все люди - нет
человека, который бы не ошибался! Мне было достаточно смерить ее взглядом -
я видел: она сама понимает, что зашла слишком далеко. Она вскочила. Взяла
соусник и пустое блюдо из-под овощей и исчезла в кухне. Назад она не
вернулась. Тогда я тоже поднялся. Надел куртку, прислушался - тихо.
Спустился в сад, обогнул дом и через главный вход вышел на дорогу. Я пошел
на восток, прочь из города. Меня трясло. В садах перед домами по обеим
сторонам дороги не было ни души, а из звуков до меня доносился только
ровный рокот с шоссе. Я миновал дома и оказался на пустотном поле,
тянущемся до самого фьорда.
На берег я вышел в двух шагах от небольшого летнего кафе и устроился
за ближайшим к воде столиком. Я взопрел, но поостерегся снимать куртку - не
хотел щеголять потными кругами под мышками. Посетителей кафе я не видел - я
сидел к ним спиной, - а передо мной лежал фьорд, вдали бугрились лесистые
склоны. От журчания голосов и обтекающей прибрежные камни воды я погрузился
в дрему. Мысли растеклись своим собственным, мало упорядоченным, чередом,
но это не раздражало, напротив, я был наверху блаженства, поэтому то, что
именно в эту секунду меня как кипятком окатило ужасом: я же один, как
перст! - необъяснимо вдвойне. И ужас, и одиночество ощущались столь
абсолютно законченными, что я выпал из времени - нет, всего на несколько
секунд: понятно, что потом работа органов чувств вернула меня к
действительности.
Обратно я шел прежней дорогой, полем. Солнце катилось к горам на
западе; над городом пенкой сгустилось марево, в воздухе не шелохнулось.
Ноги нехотя несли меня домой, и вдруг в голове мелькнула четкая ясная
мысль: чтоб она сдохла!
Но я не свернул с пути. Зашел в ворота нашего дома, обогнул его. Беата