"Хьелль Аскильдсен. Собаки в Салониках ("Все хорошо, пока хорошо" #18) " - читать интересную книгу автора

сидела за столом в саду, напротив помещался ее старший брат. Я подошел к
ним, я отлично владел собой. Мы обменялись парой ничего не значащих слов.
Беата не поинтересовалась, где я был, и они не предложили мне составить им
компанию, хотя я непременно отказался бы от приглашения под благовидным
предлогом.
Я ушел в спальню, разделся до пояса. Беатина сторона двуспальной
кровати не была застелена. В пепельнице на столике валялись два окурка,
рядом раскрытая книга. Ее я захлопнул, а пепельницу захватил с собой в
ванну и спустил окурки в унитаз. Потом разоблачился, залез в душ, но вода
шла чуть теплая, почти холодная, и вместо задуманного купания я лишь
скоренько ополоснулся.
Одеваясь у окна в спальне, я услышал смех Беаты. Мигом приведя себя в
порядок, я ринулся вниз, в цоколь - отсюда я мог незамеченным подсматривать
за ней. Она сидела откинувшись на стуле, раздвинув ноги и задрав при этом
платье выше некуда, руки она заложила за голову: прозрачная ткань облегла
грудь. Меня покоробило, что она сидит в такой неприличной позе - вдвойне
непристойной, поскольку мужчина, взору которого это представление
предназначалось, приходился ей родным братом.
Я постоял немного, глядя на нее; она сидела метрах в семи-восьми, но,
поскольку окно цоколя закрывает клумба, я был уверен, что она меня не
видит. Я старался разобрать, о чем они беседуют, но они разговаривали
слишком тихо, подозрительно тихо, если быть честным. Потом она встала, и
братец тоже, и я поспешно метнулся наверх, на кухню. Пустил холодную воду,
схватил стакан - но Беата не зашла, тогда я выключил воду и убрал стакан на
место.
Кое-как успокоившись, я обосновался в гостиной: сел полистать
технический журнал. Солнце закатилось, но свет можно еще не зажигать. Я
полистывал журнал. Дверь на веранду была открыта. Я закурил сигарету.
Вдалеке прогудел самолет, а так ни звука. В душе опять зазудело
раздражение, я встал и вышел в сад. Никого. Калитка отворена. Я не
поленился, захлопнул. И подумал: наверняка следит за мной из-за кустов.
Вернулся к столу, передвинул один из стульев спинкой к лесу, сел. Взялся
убеждать себя, что не заметил бы, если бы внизу в цоколе стоял человек и
наблюдал за мной. Я выкурил две сигареты. Начало темнеть, но стоячий воздух
был теплым, почти жарким. На востоке к небу прилепилась бледная соринка
луны, было начало одиннадцатого. Я выкурил еще одну сигарету. Тихо
скрипнула калитка, я не стал оборачиваться. Беата присела к столу, положила
на него скромный букетик полевых цветов. Дивный вечер, правда? - сказала
она. Да, сказал я. У тебя не будет сигареты? - сказала она. Я снабдил ее и
сигаретой, и зажигалкой. Она произнесла тем по-детски просительным тоном,
который всегда меня обезоруживал: я принесу бутылочку вина, да? - и прежде,
чем я определился с ответом, она подхватила букет и заторопилась по газону
к лестнице на веранду. Я подумал: теперь она станет вести себя как ни в чем
не бывало. Потом вспомнил: но ведь ничего и не случилось. Ничего, о чем бы
она знала. Когда она вернулась с двумя фужерами, бутылкой да еще скатертью
в синюю клетку, гнев мой давно улегся. Она зажгла свет над дверью веранды,
и я подвинул стул так, чтобы сидеть лицом к лесу. Беата наполнила фужеры,
мы выпили. Вкусно, протянула она. На фоне пепельно-синего неба чернел
массив леса. Как тихо, сказала она. Я сказал: да. Протянул ей сигареты, она
отказалась, я взял одну себе. Посмотри, месяц народился, сказала она. Вижу,