"Хьелль Аскильдсен. Бескрайний пустынный ландшафт ("Все хорошо, пока хорошо" #17) " - читать интересную книгу автора

простыни, губы у нее были поджаты. Потом Соня ушла в гостиную. Что это на
нее нашло? - сказала мама. Она взрослая, мам, ей не нравится, когда ее
ставят на место. Но я же ей мать, возразила она. Я не ответил. Я желаю ей
только добра, сказала она. Я не ответил. Она заплакала. Мам, ты чего? -
сказал я. Все не так, как прежде, все стало таким... чужим. Заглянула Соня.
Пойду пройдусь, сказала она. Думаю, она заметила, что мама плакала, но
утверждать не буду. Соня ушла. До чего хороша! - сказал я. И что толку? -
сказала она. Мама! - сказал я. Господи, хоть рта не открывай, сказала она.
Если тебя тянет домой, сказал я, то Соня здесь побудет. Она опять
заплакала, на этот раз громче и несдержанней. Я дал ей наплакаться,
по-моему, вволю, потом спросил: чего ты плачешь? Она не ответила. Я
почувствовал страшное раздражение, я подумал: тебе-то о чем слезы лить?
Тогда она сказала: у отца другая женщина. Женщина? - сказал я, у отца? Я не
собиралась рассказывать, сказала она, мало тебе своего горя. А какое у меня
горе? - сказал я. Что ты такое говоришь? - сказала мама. Я не ответил. Я
лежал и думал о мелком, тщедушном господине, который доводился мне отцом и
который в возрасте шестидесяти трех лет... мужчине, в котором я никогда не
мог заподозрить ни грана сексуальности сверх того, что неминуемо необходимо
для зачатия меня, сестры и братьев. На мгновение я увидел его - голая
задница меж женских бедер - и почувствовал тошноту. Мама унесла в дом
пустые бокалы, но тут же вернулась, значит, хотела поговорить. Она стояла
спиной ко мне и смотрела в сад. И что ты с этим делаешь? - спросил я. А что
я могу сделать, он говорит, я вольна поступать, как хочу, тогда мне ничего
не остается, сказала она. Ты можешь остаться здесь, сказал я. Я видел, что
она плачет, и потому, что она, видимо, не хотела обнаружить передо мной
своих слез, она стала спускаться с веранды в сад. Скорей всего, слезы
застлали ей глаза, и она оступилась, потому что она потеряла равновесие,
рухнула вперед, и мне стало ее не видно. Я позвал ее, она не ответила. Я
крикнул еще несколько раз. Попробовал встать, но мне не за что было
уцепиться. Я сполз на сторону и спустил с шезлонга одну загипсованную ногу.
Опершись на локти, я сел. И увидел ее. Она лежала лицом на гравии. Я
поставил на пол вторую ногу, тоже в гипсе. Болью отозвались плечо и одна
рука. Идти в гипсе было невозможно, поэтому я пополз. И дополз-таки до
лестницы. Ничего больше я сделать был не в силах, но я не мог оставить ее
так лежать. Я скатился с лестницы и пополз к ней. Я попытался перекатить ее
на бок, но не смог. Потом подсунул руку ей под лоб. Он был мокрый. Гравий
врезался в руку. Больше сил не было ни капли. Я лег рядом с ней. Она
шелохнулась. Мама, сказал я. Она не ответила. Мама, сказал я. Она застонала
и повернула ко мне голову, лицо было все в крови, испуганное. Где больно? -
спросил я. О, нет! - сказала она. Пожалуйста, лежи, не шевелись, сказал я,
но она перевернулась на спину и села. Потом увидела окровавленные колени и
принялась вытаскивать камни из ранок. Да что ж это такое, говорила она, да
как же я... Ты потеряла сознание, сказал я. Да, сказала она, все почернело.
Потом она обернулась и посмотрела на меня. Вильям, сказала она, мальчик
мой, что же ты натворил! Ладно уж, сказал я. Лежать было больно, и я
переполз на траву, помогая себе здоровой рукой. А там лег на спину и закрыл
глаза. Плечо рвало, как будто оно снова сломалось. Мать говорила, но у меня
не было сил ответить. Я свое уже совершил, подумал я. Потом услышал, что
она встает. Глаз открывать не хотелось. Мать застонала. Садись на траву,
сказал я. А ты? - сказала она. Со мной все в порядке, иди сюда, Соня скоро