"Хьелль Аскильдсен. Ночь Мардона ("Все хорошо, пока хорошо" #9) " - читать интересную книгу автора

Погладил верхний из двух альбомов. Я говорю, что думаю, а совесть мучает.
Почему так, Вера? Но ты же сам сказал, что совесть - ворота в
бессознательное, забытое. Отец вытащил альбомы из чемодана и раскрыл один
из них. Мардону пять лет. Мардон в саду у бабушки. Мардон на пляже. Мардон
идет в первый класс. Надо было стереть имя. Лето 1948-го. Бог мой, Мартенс
стоит прямо за ним, положив руку мне на плечо, уж такими близкими друзьями
мы не были. Мардон встал. Пойду спрошу, не надо ли ему чего. Отец вынул
карточку из альбома и спрятал ее в карман.
Постучали в дверь. Войдите. Я только хотел спросить, не надо ли тебе
чего. Он прикрыл дверь. А что это у тебя? Так, ерунда, просто захватил с
собой, думал, тебе интересно... Я его для себя делал, ты по подписям
увидишь, но хочешь - взгляни, это твое детство. Он закрыл альбом и сделал
шаг назад. Как помыслишь, подумала Вера, что Бога нет... Хочу, еще бы,
сказал Мардон, большое спасибо. Вера сняла бусы из крашеных сухих горошин и
положила их в стеклянную плошку рядом с зеленым будильником. Мне кажется,
этих фотографий я не видел, сказал Мардон. Если тебе что-то понравится,
бери. Вера посмотрела в зеркало. Бог мой. Спасибо, отец. Он сказал отец. Я
сказал отец - он не может требовать больше. Мальчик мой, мой сын. Она
развязала коричневую ленту и помотала головой, распуская волосы, чуть
расставила ноги, взяла расческу, поглядела себе в глаза, провела языком по
верхним зубам, подняла расческу, перевела взгляд с глаз на прыщик слева под
губой, отложила расческу, выставила вперед подбородок, подковырнула прыщ
указательным пальцем, так что он излился, подцепила гной ногтем, услышала
шаги за дверью, вытерла белую массу об юбку, схватила пудреницу, дверь
распахнулась и вошел Мардон с двумя альбомами под мышкой. Отец стал
раздеваться в свете голой лампочки. Он обрадовался альбомам, это было
видно, просто он в меня, не умеет выражать свои чувства. Значит, мы выпили
вместе после похорон, я забыл, но для него это было серьезно, еще бы.
Мардон швырнул альбомы на диван. Мое прошлое, сладкие напоминания, без
задней мысли, естественно. Взгляни сама. Она посмотрела. Отец натянул
пижаму поверх белья, погасил свет и лег. Он смотрел на крест за окном -
долго. Через три дня полнолуние. Они сейчас сидят и рассматривают
фотографии. Я не усну. Открывая глаза, он всякий раз снова видел крест. По
крайней мере, Мария, на твою долю не досталось коротких лет и долгих ночей.
Ты не успела начать бояться смерти, нет, я не имею в виду страх смерти,
нет. Мардон... Сердце забилось быстрее, хотя он знал, что это просто
мнительность; никто не звал его по имени. Надо только открыть глаза - если
захочу, можно зажечь свет. Это ни к чему, просто надо подумать о другом. С
головой у меня все в порядке. Они сидят, смотрят альбомы. Или занимаются
любовью. Ей бы не мешало быть попухлее, не такой тощей, у каждого свой вкус
и не то чтобы я при случае отказался, но будь я немецким офицером, перед
которым стоит шеренга женщин на выбор и надо только ткнуть пальцем -
вернее, кнутом - я бы взял маленькую забитую толстушку. Я бы... да ладно,
человек мечтает о том, чего не делает, чего он не в состоянии сделать. Если
я свинья, то и все свиньи. Я не натворил ничего, в чем бы раскаивался, к
сожалению, и грущу единственно из-за того, чего не совершил. Я мог обладать
и фру Карм, и Шарлоттой, ну, фру Карм наверняка, она только о том и
мечтала, да и Шарлотта. Шесть-семь потаскух и Мария - вот и все, причем
перед потаскухами приходилось упиваться в дым для храбрости. Я даже не
помню, как они выглядели. Значит, только Мария. Мардон... Он открыл глаза и