"Лев Аскеров. Нет памяти о прежнем..." - читать интересную книгу автора

ускорения, лежал на пульте едва живой. Он в панике таращился на меня, не в
силах произнести ни единого слова. Я сдвинул его в сторону и... понял, что
наша с ним жизнь повисла на секундах. Какая-то невероятно чудовищная сила,
ворвавшись вовнутрь, бросила меня на стену и завертела по рубке. Мне было
страшно больно. Я кричал и звал маму. И она появилась.
Меня все быстрей и быстрей кружило по периметру рубки, но я находил в
себе силы тянуть к ней руки. Мама тоже протягивала их мне и, бегая за мной,
пыталась поймать меня.
Я видел ее глаза. Я видел в них свою боль. Я видел в них ее любовь ко
мне. Я видел ее горе...

Часть третья

1

Солнце медленно и неотвратимо падало за алый шарф неба. Скоро, уже
скоро оно сорвется туда... И померкнет свет. И родится ночь. И она поблекнет
к утру. Станет серой усталой старухой. А когда с востока проклюнется
солнце - канет в небытие и она. И родится день...
Это обреченное Солнце, с обреченным восторгом жизни, совершит свой
навсегда намеченный ему Кем-то путь. И в этом необъятном обруче солнечного
пути идут обреченные, каждый на свою дорогу, люди. Идут не одно тысячелетие.
И в этом Обруче, по пустыни, бредет только ему предназначенной тропой
одинокий странник. И не в песках утопают его ноги, а во прахе. Все глубже и
глубже.
Это, конечно же, я - ничтожество, которое почтил Он над Мирами.
- Что было, то и будет, - говорю я, стряхивая с ног своих прах, - и что
делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем.
Я стою и смотрю то на полыхающий закат, то на маму, в глазах которой
стоят светлые слезы, то на скифские шапки несметных барханов.
Мама уже не торопит. Она тихо вторит мне. И тоже стихом Екклисиаста. И
со значением.
"Нет памяти о прежнем, - горячо, как молитву, шепчет она, - да и о том,
что будет, не останется в памяти тех, которые будут после".
- Разве виноват я в том, что не помню?
Она качает головой. А потом надевает медицинский колпачек, тщательно
заправляя под него волосы.
- Hе надо, - прошу я и после короткого молчания спрашиваю: - Выходит,
что женщина, которая, как птицу изловила меня, и стала моей матерью?
- Hо не она тебя родила, сынок... Я с разрешения Всевышнего смогла тебя
вживить в тело умершего у этой женщины мальчика. Он умер от тяжелого
отравления. Она этого даже не заметила.
- Как это? - невпопад выпалил я.
- Ребенок выпил поташ. Ему шел четвертый годик, - уклонилась она от
ответа.
- Бедная женщина. Она и не подозревала, что воспитывает кукушонка.
- Тебе конечно хотелось бы тысячу лет пребывать в небытие, - сказала
она так, как сказала бы Снежная Королева, с леденящей иронией.
- Извини меня, пожалуйста. Я не хотел тебя обидеть. Наверное, здесь, на
Земле, я поглупел. А может, не отличался умом и Там.