"Лев Аскеров. Нет памяти о прежнем..." - читать интересную книгу автора

Мама рассмеялась.
- Hу и хорошо, - похвалила она.
И тут словно что всколыхнулось. Перед мамой и ее кабинетом пробежала
легкая рябь. Казалось, я общался с ней сквозь прозрачную толщу воды.
Изображение исказилось. Все, что я видел, раздвоилось, скосилось и
потеряло четкость... Прямо у меня на глазах, по закатному свету солнца,
оплавляясь, таял милый мне мамин образ. Я еще успел увидеть ее прощальный
взмах руки. И все.
Я опять был один. Вокруг меня, куда ни глянь, стояли похожие на желтые
скифские шапки барханы. Hа каждом из них тупой "афганец" выписал один и тот
же рисунок - до нудности длинные и извилистые полосы. Словно следы от
проползших здесь змей.
Я подошел к бархану, который мама назвала "Скифом", и сел. Мне нужно
было собраться с мыслями и перевести дух. Усталости я не чувствовал, хотя
отмахал пятнадцать километров. Да в самую жарищу, по сыпучему раскаленному
песку и с поломанной ключицей. Пить хотелось, конечно, но не так, чтобы я не
мог терпеть.
Странно все это было. Странно. Кто поверит в такое? А впрочем, плевать,
поверят или нет. Мне самому надо было в этом разобраться. Сломанная кость
ключицы, торчащая из-под гематомы... Появление мамы... Эпизоды из какой-то
другой, но моей жизни...
Ключица у меня в норме. Мама моя живет в пятистах километрах отсюда. За
Каспием. Она никогда не была врачом. И внешне она ничего общего не имела с
той женщиной, которая говорила со мной...
Или какие-то там "систематики", "субъективисты"... Чушь какая-то!.. А
как она, эта чушь, могла прийти мне в голову? Я инженер-геолог, не верящий
ни в какие "летающие тарелки", на дух не воспринимающий фантастическую
литературу и потому не знающий терминов, которые на меня обрушились здесь, в
пустыне, - и вдруг все это! И разом.
Я пощупал плечо и нажал на ключицу... Hо не могло же привидеться?!..
Потрогал голову. Никаких ран на ней нет. Боли не чувствую. Гудит немного. Hо
это понятно. Весь день под пеклом... А жажда меня не мучила... Интересно,
черт возьми!
Симптомов солнечного удара я тоже не ощущал. Голоса чужого наречия
больше мне не слышались. Хотя я помнил, о чем они, эти голоса, говорили.
Насколько я понял, умерла от родов женщина. Только не помню, сделала ли ей
фельдшерица кесарево. Мужчина-заика, кажется, отец роженицы, давал акушерке
нож...
Откуда все это?.. В безлюдье. В глухой пустыне... Hу не нелепица ли?..
Если и не было удара, так он хватит...
Может, все-таки что-то с моей крышей? В ней что-то гудит и стонет. Я
закрываю глаза. Я сосредоточиваюсь и прислушиваюсь к себе. Действительно, я
слышу стон. Он стоит у меня в ушах.
"Наверное, старый Скиф сетует на свою болезность," - предполагаю я,
проводя ладонью по горячему склону бархана.
Вот-вот, наверное, дунет "афганец". Старик беспомощен перед ним. Он
устал противостоять этому тупому дикарю, который из века в век чуть ли не
каждый день развеивает его по песчинке. А потом по песчинке же собирает
вновь.
"Скиф" бунтует, но ничего поделать не может. И потому гудит и