"Леонид Ашкинази. Черно-белое биение жизни ("Некуд'а" 2003 N 8)" - читать интересную книгу автора

собеседник. Конечно, да... а когда женщина до кровати подсказывает тебе,
как за ней ухаживать, почему не слушаешься, засранец?! Повисла нехорошая
тишина.

***

Так что вас в книге Фрая задело? - То, что он про "власть
несбывшегося" пишет, - ответил я. Мой собеседник показал пальцем на стол и
посреди него сконденсировалась книга, уже раскрытая на 262 странице.
"Власть литературы над читателем - это и есть власть несбывшегося. Власть
вашего личного несбывшегося над вами - абсолютная, беспощадная и бесконечно
желанная. Пока вы лежите на диване, скрючившись в позе зародыша, с книгой в
руках, с вами случается то, чего с вами никогда не случалось - и не
случится! - НА САМОМ ДЕЛЕ, но разница между "самым делом" и "не самым
делом" не так уж велика для очарованного бумажного странника. Пока он там -
он ТАМ, все остальное не имеет значения. Но трагедия читателя в том, что
писатель - не маг. (...) Чуда не будет. Вообще ничего не будет, никогда,
потому что чудо должно быть Настоящим, а на Настоящее с большой буквы в
жизни читателя почти не остается ни времени, ни сил..." - Ну и что,
продолжил мой собеседник, убедившись, что я прочел, - ну и что? Чем же это
вас, голубчик, задело? Только не надо про деревянную фразу в конце и
высокопарие в начале, редактор недоделанный...
Более чем достойный противник приглашал меня к барьеру. Во-первых,
власть несбывшегося не абсолютна, - ответил я. Пока он там - он там; но он
возвращается оттуда с каким-то чувством, или с опытом, а это толкает его на
действие. Опять же... - Спокойно, - перебил меня собеседник. - Не
заводитесь, друг мой. В 95% случаев все так, как написано. Ты счастливое
исключение. С твоей уверенностью, что жизнь удивительна и прекрасна, что
работа, женщины, ученики, горы, шорох занавески и свет звезд стоят того,
чтобы жить, с твоей смешной уверенностью, что человек может столько чуда
сделать сам и так верить в него, что я - сам Я дрогну, кину на весы
последнее перышко и ЧУДО НАСТАНЕТ... знаешь, даже я смотрю на тебя с
интересом. Ты вот недавно читал Пелевина? И в моем сознании немедленно
всплыло: "Ты выходишь из человеческого мира, и если бы ты понимал, сколько
невидимых глаз смотрит на тебя в этот момент, ты бы никогда этого не делал.
А если бы ты увидел хоть малую часть тех, кто на тебя при этом смотрит, ты
бы умер со страху. Этим действием ты заявляешь, что тебе мало быть
человеком и ты хочешь быть кем-то другим. Во-первых, чтобы перестать быть
человеком, надо умереть. Ты хочешь умереть?" - Да, мне мало, - ответил я. -
Но почему "умер со страху", - начал я фразу и понял, что лучше бы мне ее не
договаривать, но было уже поздно - ты не выглядишь страшным, о мой
собеседник. Собеседник нехорошо улыбнулся. - Хочешь, чтобы сирруф показал
тебе "биение жизни"? Или так, на слово поверишь... Для меня, - продолжил я
осторожно, понимая, что еще одно неосторожное слово - и я получу полным
ковшом - важно, что будет, когда я стану кем-то другим. Ты понимаешь меня,
о Всесильный и Грозный? Он бросил на меня мимолетный взгляд, как огонь
Тофета на героя Пелевина, и я понял, что как тому был послан ответ, так мне
послан вопрос. Однако - мелькнула мысль - это еще почетнее! - и я ответил
на вопрос - мне важно, встречу ли я там ее. И уже произнеся это, я
ужаснулся - зачем? Зачем он, который читает в сердцах, задал вопрос? Он