"Леонид Ашкинази. Черно-белое биение жизни ("Некуд'а" 2003 N 8)" - читать интересную книгу автора

хотел знать, осмелюсь ли я ответить?

***

Тора написана черным огнем по белому огню - Платон был прав, сучий
потрох, проклятый родоначальник тоталитаризма - но видимый мир - это
действительно тени на стене пещеры, а истинный мир написан черным огнем по
белому огню, это мир любви. И если бы не было черного огня, мы бы не
умирали от того... от того, что не все секунды времени твой белый огонь со
мной... Но тогда мы бы мгновенно сгорели: мы живем только потому, что
страдаем.

***

- Хорошо - помолчав, произнес мой собеседник. Такое чистое и ясное
сатори - это редкость. Это удовольствие. Помнишь, что сказал Малыш
Стругацких? Я кивнул - сил отвечать не было. - Ну хорошо, - после паузы
продолжил мой следователь, - у меня есть еще вопрос. Я кивнул - а что мне
еще оставалось делать?
- Вот ты, - назидательно продолжил мой собеседник, - вот ты читаешь
запоем, музыку слушаешь, работаешь, пишешь, со мной вот беседуешь, хотя
это-то вне времени... ну, в целом очень уж жить пытаешься. И, надо
признать, получается. Про седьмую заповедь уж не будем, спасибо, что
десятую соблюдаешь. (Все, все знает - подумал я со стыдливым восхищением, -
и то, что я прелюбодеяю - как же это сказать-то правильно, блин! - и то,
что стараюсь не отбивать...). Он помолчал - уж не давая ли мне время на эту
мысль, хитрюга? - и продолжил - жить, одним словом, стараешься экстремально
активно, а вот в конце что будет? Как функция рваться будет, представляешь?
Мне страшно думать об этом, - честно признался я. Но уклониться от вопроса
я себе позволить не могу, - добавил я и замолчал. Собеседник ждал.
- Трудно при моем характере и ментальности плавно вписаться в
смерть... - осторожно начал я, - мне кажется иногда, что я - кочегар в
"Желтой стреле" Пелевина, идущей к разрушенному мосту, но что я не хочу
сойти с поезда, как его герой, а в чудовищной своей нелогичностью надежде
на чудо кидаю лопату за лопатой уголь в зев топки и летящий туда уголь
видится мне черным огнем по белому огню... а на шее у меня на пропотевшем
шнурке мотается диктофон и я спешу рассказать, что вижу... и верю - набрав
скорость, можно проскочить. Не знаю, куда... Может, старуха не успеет,
может быть, отшатнется от огня, бьющего из распахнутой топки, а может быть
- совсем уж нелепо думаю я - все ж лопата, добрая древесина, да железка, а
что, если... чего там коса - лопата в крепких руках, чай, пострашнее
будет... А ежели что, так не жалко, запись услышат, и в других поездах, что
рвут воздух и летят к мостам, глядишь, покрепче у топки встанут, ловчее
лопатой взмахнут... кто знает... а если что... всяко случается... был такой
Аристид Майоль, великий скульптор, совершенства достиг, не захотел вниз с
вершины, а "спустился ночью в гараж, сел в машину и повел ее к берегу
океана... к любимому месту около Этрета, где суша обрывалась в воду
отвесной скалистой стеной..." это у Паустовского описано... а еще у Лема...
загадочный конец "Возвращения со звезд", когда он решил покончить с
собой... думают - потому что она его не поняла, потому что получилось, что