"Л.Ашкинази. Проклятое столетие (Рассказы: Родной организации; Чудо; Свидание с женщиной)" - читать интересную книгу автора

не соучастник убийств? Ах, гуманизм Экзюпери... Его она, увы, не читала, и
мы не могли поговорить о "Цитадели", ведь книги эти еще не были написаны.
Нашей темой была философия и еще политика - любимые темы ее будущего
собрата по профессии. Оказалось, что 75 лет календаря, многие тысячи
километров и годы возраста - не помеха такому разговору. Как мы понимали
друг друга? Этого я вам не скажу, да имеет ли это значение? За окнами
тюрьмы били в берег волны.
Собственно, это была не тюрьма, а просто дом, объявленный ею, и на окне не
было решетки. Но внизу ходили часовые, а побег за одну ночь не могла
подготовить даже японская резидентура. Долее одной ночи в этой тюрьме не
держали - времена не те. Меня пустили к ней только потому, что принимали
за представителя Руководства. Надеялись они ублажить таким способом
"столичную штучку" или ждали, что я выйду утром с исцарапанной мордой, но
неудовлетворенным? Кроме слова "Руководство" в их головах нашлось место
для схемы сборки-разборки пулемета "Максим" и винтовок - трехлинейной и
Арисака. А в их сердцах была любовь к Мировой Революции, кожанке
руководителя, которую каждый из них мечтал надеть, и - райскому видению -
авторитетно похлопывающему по бедру своего владельца вороненому маузеру.
Впрочем, что их критиковать - ни один не вышел живым из кровавой каши,
которую они кто заварил, а кто кинулся размешивать. Мы же сравнивали
понятие рая в разных системах верований, и это, вместе с шумом волн,
сближало нас.
Параша стояла тут же, в углу, и я, как культурный человек, отвернулся. А
она нет, хотя заваривать и подавать чай, равно как и писать стихи, умела
лучше меня. Культура не внеисторична и не вневременна, просто женщина не
поняла, почему я отвернулся, когда увидел ее обнаженной и, быть может, тем
самым обидел ее. Этого уже не узнаешь.
Ее сбили утром предшествующего этой ночи дня. Допрос не длился и пяти
минут - все было ясно и так, да она и не собиралась отвечать на вопросы
недочеловеков. Гам, махра, истерические выкрики, выпученные глаза -
подражание плакатам - и непременный стук рукояткой нагана по столу. Почему
не застрелили сразу - трудно сказать...
Их эпоха создала для слова "застрелить" столько же эвфемизмов, сколько
наша - для половых органов. Каждому - свое. В моей эпохе иногда пели их
революционные песни, как правило, в пьяном виде...
Может быть, они не сразу сообразили, любовнице кого из руководителей
предложить ее летную куртку? Может быть, захлопотались со мной - гостя
надо было водить и показывать, что почище? Не знаю. Но этим ей подарили
еще ночь жизни, а мне - ночную беседу о философии и политике. Ибо что есть
религия, кроме философии и политики? Впрочем, она считала иначе. Об этом
мы и говорили.
А тут еще соревнование полка по каратэ. Эти мальчишки радостно обучались
ему, надеясь превзойти японцев. Услыхав сказанную кем-то при ней фразу о
соревнованиях, она усмехнулась. Ну что ж, решили они, мы позабавимся, и
спросили, не желает ли пленный принять участие. Они так и называли ее
"пленный" - слово "женщина" было им незнакомо, имени ее они не знали,
летчиком не называли из зависти. Она согласилась. Гарнизонный художник
мигом нарисовал плакат. Юный красавец попирает, блестя мускулом, желтую
змею с раскосыми глазами. Когда он рисовал сломанный "фарман", она
прищурилась чуть сильнее. Потом устроили обед для участников. Дали миску и