"Илья Артемьев. Новелла" - читать интересную книгу автора

адресов, но почти со всеми связаться не удавалось. Наконец, когда я решил
уже окончательно бросить морочить себе голову, чудом наткнулся на небольшую
статью: "Илья Артемьев: позор и торжество русской литературы". Не скажу, что
я узнал из нее намного больше, чем из пьяных речей приятеля-филолога. Илья
Артемьев написал несколько романов и повестей, имеются также пьесы, одну из
которых в прошлом году репетировал один столичный театр. Марк Захаров
сравнил автора с Беккетом и почему-то Теккереем и сомневался, что
современный зритель поймет всю глубину метафор и высокий трагизм
произведения. Еще в статье говорилось, что Илья Артемьев проживает в США на
своем ранчо, в чем прослеживаются аналогии с Сэлинджером. Подобные аналогии
можно обнаружить и в текстах. Впрочем, замечает автор, глубокое
исследование, проведенное писателем в знаменитом эссе о Кафке, позволяет
предположить, что Артемьева вдохновлял "Замок".
Признаюсь, я не особый знаток литературы, и мое техническое образование
в последнее время все больше действует мне на нервы. Бог с ним, с Кафкой
(вряд ли мне удастся одолеть во-от таку толстую книгу), но прочесть
Артемьева сделалось просто необходимо. Я решил подробнее порасспросить
приятеля-филолога.
Он долго сопротивлялся, а затем по секрету сообщил, что у них на
факультете намечается чуть ли не подпольная лекция о личности и творчестве
Артемьева. Приглашаются "только свои", но для меня "в силу моей искренней
заинтересованности" может быть сделано исключение.
- Ты никогда не оценишь этого подарка, - сообщил приятель, когда мы
плутали по темным университетским коридорам в поисках нужной аудитории.
- Откуда такая секретность? - подивился я.
- Как ты не понимаешь? - авторитетно заявил он. - Это человек,
перевернувший русскую литературу. Procus profani, как говорят латиняне. Не
мечите бисера перед свиньями. Оглашенные, изыдите.
Я терпеливо выслушивал весь этот бред, пока, наконец, мы не вошли в
маленькую полутемную комнату, донельзя грязную, с исписанными столами и
разнокалиберными поломанными стульями.
Суровый человек в костюме-тройке плотно занавешивал шторы.
Приятель отвел меня в самый дальний угол и велел сидеть тихо. Понемногу
собиралась разношерстая публика. Здесь были и седовласые, преподавательского
вида, дамы, и небритые юноши в очках с большими диоптриями, и какие-то
темные бомжеватые личности, которые обычно повсюду таскают с собой холщовые
авоськи. Как ни странно, откуда-то взялся здоровенный бык с золотой цепью на
шее и мобильным телефоном.
- Это что, тоже почитатель Артемьева? - шепнул я приятелю.
- Знание объединяет, - заговорщически подмигнул тот. - И мытари, и
грешники...
Он не договорил и вытаращился на дверь. В сопровождении двух
внушительного вида молодых людей, облаченных в нечто, напоминающее рясы
(охрана, подумал я), в комнату вошел сморщенный карлик. Он едва доставал до
пояса свои спутникам, и ужасный горб раздувал его дорогой пиджак. Карлик
окинул быстрым взглядом собравшихся и вскарабкался на трибуну, вытирая пот
со лба огромным белоснежным платком. Аудитория почтительно замолкла.
Карлик промокнул платком багровую, в пигментных пятнах лысину, водрузил
на нос золоченые очки и сделал невообразимо смешной жест, ткнув указательным
пальцем куда-то в потолок. Вместо того, чтобы рассмеяться, слушатели замерли