"Ганнибал, сын Гамилькара" - читать интересную книгу автора (Гулиа Георгий Дмитриевич)Проклятый Сагунт!На рассвете у городских ворот Нового Карфагена послышались крики и стенания. Голоса были мужские. В домах по соседству проснулись люди. Они сбежались к воротам – огромная толпа. И все заговорили разом, и ничего не понять было в сплошном гвалте. Но вот появились высшие городские власти, и вскоре все выяснилось. Дело в том, что у ворот горько жаловались на свою судьбу – как бы вы думали кто? – карфагенские купцы. Везли они, дескать, свои товары в покоренные и, казалось бы, умиротворенные области ваккеев и карпетанов. А коварные соседи – олкады злокозненные – ограбили их до последней ниточки. Да еще и убить грозились и всякие оскорбительные слова говорили о Карфагене. Вопя и стеная, купцы перечисляли свои убытки, показывали синяки на руках и кровоподтеки на лицах, доставшиеся от разбойников-олкадов. Они просили оборонить, защитить их, а более всего просили они не позволять олкадским головорезам пятнать честь и славу великого Карфагена. – Неужели, – кричали они, – будет разрешено топтать имя Карфагена, к которому весь мир питает глубокое уважение и любовь?! – Как?! – возмущались горожане. – Эти дикие олкады посмели поднять руку на наших купцов?! – Не на купцов, – объясняли им купцы, – а на Карфаген, на всех вас, на святая святых карфагенян и их союзников! Купцы просили отвести их к самому командующему, дабы могли они изложить свою жалобу на олкадских кровопийц. Городские власти, посовещавшись меж собою накоротке, отвели купцов прямо в резиденцию Ганнибала. Ганнибал принял их незамедлительно. И не один, а вместе с несколькими военачальниками. Спокойно выслушал жалобу купцов, время от времени поощряя их рассказ легким кивком. Поначалу купцы горланили в несколько глоток, но понемногу выделился некий Гимон, сын Ганнона, – человек средних лет, владелец нескольких судов и лавок в Новом Карфагене. Он рвал на себе бороду, когда вспоминал особенно унизительные для купцов сцены. Он говорил: – О великий господин, невозможно описать все, что сотворили с нами эти головорезы! Им мало было того, что обобрали нас до ниточки, что весь обоз присвоили, применяя силу! Когда мы сказали, что пожалуемся самому Совету в Карфагене, они обнажили свои срамные места и помочились на нас… Тут Ганнибал остановил его. – Как?! – возмущенно воскликнул он. – Что же делали вы, когда мочились на вас? – Мы? – объяснил купец. – Мы были связаны. Прочными узлами из сагунтских веревок. – Сагунтских? – удивился Ганнибал. – Почему вы решили, что веревки были сагунтские? – Очень просто: они очень прочные, я знаю эти проклятые веревки! – Где же они добыли веревку из Сагунта? Как ты полагаешь, Гимон? – Здесь и полагать нечего, великий господин! Веревка эта дорогая. Где олкадам голозадым честно купить ее? Нет у них таких денег! Стало быть, веревка подарена. – Кем, Гимон? – Ясно кем! Это сагунтцы подарили веревку и науськали олкадов. Ганнибал решил досконально допросить купца: – Гимон, почему науськали олкадов эти сагунтцы? Как ты полагаешь? – Скажу, великий господин. Не надо быть особым мудрецом, чтобы понять, с какой целью разбойничали эти олкады. – С какой же? Объясни нам. Купец перевел дух, вытер губы шелковым иберийским платком. – Цель у них одна. О ней говорили они промеж собой, чтобы и мы слышали. А цель, значит, такая: унизить Карфаген! Они хвастали: мол, сам Сагунт опекает их, а у Сагунта, мол, есть верный и сильный друг – Рим. Что Рим никогда не даст в обиду ни олкадов, ни сагунтцев. Ганнибал привстал и обратился к своим военачальникам: – Слыхали? Эта пощечина предназначена нам с вами. А купцы просто попались под горячую руку. – Да, – согласились возмущенные военачальники. – Значит – мочились на вас? – Да, да! – возопил Гимон. – Они все мочились на нас и приговаривали: это Карфагену – от нас, это Совету карфагенскому – от нас… – Постой, – прервал купца Ганнибал, – они так и сказали: «Совету карфагенскому»? – Истинно. Я это могу подтвердить клятвенно. Мои друзья по несчастью скажут то же самое. – Истинно, истинно! – подтвердили хором купцы. Ганнибал встал: – Это пахнет войной. Можно снести многое от этих разбойников, но не оскорбление нашего мудрого Совета, наших старейшин. – И обращаясь к купцам: – Значит, мочились и при этом оскорбляли Совет старейшин? – Истинно, истинно! – отвечали купцы. Ганнибал развел руками: – Подобного еще не слыхивал белый свет! Да, это несомненно козни проклятого Сагунта, а если заглянуть поглубже – то и самого Рима… – Ганнибал шагал взад и вперед перед купцами, а говорил в сторону своих военачальников: – Это сам бог, сам Ваалхаммон подает нам знак. Невероятно, чтобы кучка олкадских разбойников нападала на наших купцов и при этом оскорбляла наше великое государство и его правителей. Дело здесь явно нечистое! Это на нас натравливают шавок. А где же хозяева собачек? Вы хотите знать? Я скажу где: в Сагунте! Только там ищите их! А больше нигде! Впрочем, есть и более высокие хозяева. Скажу где: они на форуме в Риме, на Капитолии. Там ищите и найдете их! – Ганнибал все более горячился. Он остановился и погрозил кулаком. – Там они, только там! Но у нас достаточно и сил, и уменья, и решимости, чтобы наказать не только злобных шавок, но и их хозяев в Сагунте. А если кто-нибудь посмеет заступиться за них, то доберемся и до него. Клянусь Ваалхаммоном! Ганнибал оборвал свою речь на высокой ноте и вопросительно уставился на военачальников. И он услышал то, что надлежало услышать: – Справедливо сказано! Смерть олкадам! Долой проклятый Сагунт! Ганнибал сказал купцам: – Вы все слышали? Сами слышали? – Да, сами, – за всех ответил Гимон. – Что же скажете? – Слава Ганнибалу! – Сообщите своим сотоварищам, всем купцам карфагенским, с которыми доведется повстречаться, что Карфаген не даст в обиду своих купцов. Слышите? Не даст! Купцы, тронутые этими словами, преклонили колени. – А теперь, – сказал Ганнибал, – ступайте к себе и вершите свои дела на благо Карфагена. А мы постараемся постоять за вас. Когда купцы ушли, Ганнибал подозвал военачальников поближе к себе. – Сколько же человек пожелали вернуться домой? – спросил он. – Тридцать тысяч, – отвечал главный писец, ведавший также продовольствием и одеждой. Это был полный, сипло дышавший карфагенянин с водянистыми глазами и огромным шрамом на правой щеке. – Тридцать тысяч? – проговорил Ганнибал. – Считайте, что сбросили с плеч немалую обузу. Оставшиеся семьдесят меня вполне устраивают. Я приказываю вам разъехаться по своим местам. Завтра вы узнаете о нашем походе. Все досконально! Против олкадов выступила вся армия – пехота, конница, слоны. В Новом Карфагене простолюдин поражался: такая махина и – против кучки разбойников? Но те, которые вершили судьбы народные, знали, куда и зачем направляется армия Ганнибала. Олкады будут быстро смяты – это несомненно. И тогда карфагенцы столкнутся лицом к лицу с Сагунтом, его защитниками. Тридцать тысяч человек были отпущены Ганнибалом на все четыре стороны. Он надеялся пополнить свою армию любителями военных походов на долгой дороге в Рим. Разве мало племен, которые ненавидят римлян и готовы в любое время – дай только повод! – досадить им? Среди галлов можно найти даже сотню тысяч мечтающих пограбить ненавистный Рим. Весть о том, что Ганнибал движется на восток, привела олкадов в смятение. Они пытались отмежеваться от неких разбойников, якобы ограбивших пунийских купцов. Олкады обещали возместить купеческий ущерб в двукратном размере. Однако Ганнибал был непреклонен: нет, раз олкады посмели поднять руку на купцов – придется расплачиваться полной мерой. И деньгами преступление не искупить! Полная глухота Ганнибала удручала олкадов. Делать нечего – пришлось обращаться к Сагунту. Это олкады сделали с великой неохотой, ибо понимали, что подобное обращение вовсе выведет из себя молодого военачальника, ищущего славы на поле брани. А слава эта очень нужна была Ганнибалу. Позарез! Во-первых, бранная слава укрепила бы его слово среди воинов, а во-вторых, победы в битвах сделали бы его более независимым в отношениях с Советом Карфагена. Позиция удачливого полководца, разумеется, резко отличается от позиции неудачника. Олкады дважды пытались упросить Ганнибала не наказывать всех олкадов из-за каких-то разбойников, которых-де и знать не знают, а если бы знали, то наверняка предали бы смерти. Но куда там! Ганнибал шел вперед, и Сагунт спешно готовился к боям. Были направлены письма в Рим, из которых становилось ясно, что конечной целью Ганнибала является не Сагунт, а Рим. Рим связан договором с Сагунтом, но есть у него и соглашение с карфагенцами относительно земель южнее реки Ибер, на которые распространяется влияние Карфагена. Так или иначе, Рим должен будет вмешаться в бесчинства Ганнибала… Прогулка по земле олкадов очень понравилась воинам Карфагена. Случались малозначительные стычки легковооруженных. Войска уверенно подвигались к Сагунту. Однако Ганнибал был настороже: дело в том, что в Карфагене образовалась довольно мощная оппозиция его намерениям относительно Сагунта. Надо было что-то предпринимать против этих ворчунов. И Ганнибал предпринял – быстро, энергично. И вот в его походной палатке вскоре появились представители турдулов, живших, как и олкады, по соседству с Сагунтом. Ганнибал принял турдулов очень тепло. – Я приветствую, – сказал он, – представителей храброго народа! Карфаген всегда ценил и ценит своих друзей или тех, кто может стать нашими друзьями. Ведь не только человек, какой бы силы он ни был, ни даже великий народ не могут обойтись без друзей, без их локтя, без их доверия и преданности миру, дружбе, совместной деятельности на благо всех людей. Особенно ценна эта дружба в то время, когда мир полон коварства и предательства. Вот тут-то как раз и появляется рука друга, без которой всегда трудно. Турдулы – их было пятеро – почтительно выслушали молодого, красивого, полного сил полководца. Ответное слово произнес (разговор шел на эллинском) сухощавый пожилой турдул из знатного рода. Он сказал следующее: – Великий господин! Твои слова вселяют надежду. Было бы очень хорошо, если бы все ответственные государственные деятели думали и поступали согласно твоим словам. Беда в наше время заключается в том, что слова расходятся с делом. Особенно это относится к нашим соседям… – Верно! – прервал Ганнибал. – Почему Сагунт считает возможным вторгаться в ваши земли?.. Я спрашиваю: почему? Ведь в Сагунте нет недостатка в миролюбивых заверениях. Так почему же, спрашиваю? – Ганнибал потрясал кулаками, гневно водил глазами. Турдул на мгновение, казалось, язык проглотил. Однако быстро пришел в себя. – Твои слова справедливы, великий господин! – сказал он. – Сагунтцы притесняют нас, полагаясь на свою силу… Ганнибал прервал его: – Полагаясь на римского дядю. Да, да! Турдул согласно кивал головою. – Твои слова выражают мысли всех турдулов. И не надо быть философом, чтобы понять ваши страхи, ваши желания. Но мы – ваши друзья не на словах, а на деле. Не оставим вас в беде! Мы будем рядом с вами в той справедливой войне, которую вы поведете против Сагунта. «Я, кажется, объявил войну», – со страхом подумал турдул. Он оглянулся на своих товарищей, как бы ища у них поддержки. Те потупили глаза. Ганнибал вытянул правую руку: – Пусть знают в Сагунте: не позволим обижать дружественных турдулов. Не позволим! – Он выискал взглядом своего писца: – Немедленно пиши в карфагенский Совет. Пиши все, что слышал здесь о коварстве сагунтцев. Пиши от моего имени. – И снова – к турдулам: – Скажите своему народу, что Карфаген вместе с вами готов наказать Сагунт. Да! – Он сделал вид, что немного устал. – Но зачем откладывать! Я сейчас же прикажу собираться в поход. Долой Сагунт! Долой римскую шавку! Мы с вами, турдулы! Он подошел к турдулам и каждого из них обнял по-братски, приказал одарить их подарками соответственно высокому посольскому положению. Тут грянули трубы – совершенно неожиданно. Откуда только взялись они? Под трубные звуки турдулов проводили в богатую резиденцию, где их уже ждали многочисленные подарки. Через три дня Ганнибал во главе войска выступил против Сагунта. А накануне Гано Гэд, пращник-карфагенянин, повстречался с Бармокаром. Это не совсем точно: повстречался. Он столкнулся с ним нос к носу. И был несказанно удивлен этой неожиданной встречей. – Как?! – вскричал Год. – Это ты, Бармокар? – Я, – ответил тот смущенно. – Разве ты не уплыл в Карфаген? – Как видишь… – Я ничего не понимаю, Бармокар! Объясни, ради всех богов: как ты очутился здесь? По мнению Бармокара, тут и объяснять нечего. Дело в том, что от причалов Нового Карфагена уходили корабли в море, в Карфаген. Они уносили тех, кто желал вернуться домой. Тут Бармокар, по его же собственным словам, серьезно призадумался. Значит, размышлял он, можно верить обещанию высокопоставленного человека. (Раньше в этом пращник сомневался.) Воочию убедившись в том, что Ганнибал держит свое слово, Бармокар изменил свое решение и остался здесь, в Иберии. И теперь пойдет за Ганнибалом во все походы. – Да, – твердо закончил Бармокар. Гано Гэд обошел его вокруг, словно перед ним стояла некая диковинка, а не простой пращник. – Ну, брат, удивил ты меня, – продолжал Гэд. – Я не совсем доверяю своим глазам, поэтому-то я ощупаю тебя… Да, кажется, это ты, во плоти, теплый, как положено… А разве можно было сомневаться в слове командующего? – Можно было. – С чего это ты? – Очень просто: кто в добром уме перед походом может отпустить восвояси столько воинов? Это непостижимо! Я не верил. Все эти великие люди – великие обманщики… – Все, но не Ганнибал, – сказал с укоризной Гэд. – …великие обманщики, говорю. И вот, убедившись, что на этот раз ошибся, – я остался. Гэд положил руки на плечи Бармокара. – Очень рад тебе, мой брат. Даже растроган очень. Мне было обидно, что ты не веришь ему. – Гэд указал большим пальцем куда-то туда, неизвестно куда, где, по его мнению, сейчас находился Ганнибал. – Я скажу тебе так: тот, кто пойдет за ним, – будет в выигрыше, непременно разбогатеет, во всяком случае – хорошо проведет время в военных походах. Бармокар кивнул не очень уверенно. – Мужчина – настоящий мужчина! – рожден для войны. Да! А все прочие – пусть держатся за подолы своих жен. Пес с ними! Нам с ними не по пути… Послушай: мы возьмем Сагунт! А знаешь, что такое Сагунт? Туда грекосы понавезли столько богатства, что его хватит на то, чтобы озолотить весь подлунный мир. Мы разделим это богатство меж собой. Гэц говорил уверенно, словно все золото мира уже было у него в кармане. Его кулак был крепко сжат, а в глазах горели огни наподобие бивуачных ночных костров. – Я сказал, что останусь, – говорил Бармокар, – и остался. Я говорю, что иду воевать, – значит, буду! Это решено. Да! – Ну, молодец! Ну, обрадовал меня! Сейчас самое время выпить вина. Иберийского! Пошли! Гэд потянул своего друга на базар. На огромный базар, кишащий людьми, словно улей пчелами. Он завел Бармокара в какой-то дальний закоулок, где собралось немало солдатни – пращники, всадники, из тяжеловооруженных. Все они громко галдели, смеялись на весь базар, вели себя так, словно только что одержали великую победу. Были тут и девицы дурного поведения – они попивали вино то с одним, то с другим. И тоже хохотали – бесстыдно. Их хлопали по ляжкам, целовали на ходу. Никто ничему здесь не удивлялся. Одна такая девица плюхнулась перед Бармокаром – толкнули ее, что ли, или упала с пьяных глаз, споткнувшись о мостовую. Пращник живо поднял ее и поставил на ноги. – Ох! – проговорила чернявая девица-иберийка. – Ну и силища у тебя! Кто ты? – Это мой друг, – сказал Гэд. – Послушай, Рутта, почему бы тебе не отблагодарить его? – Его? – Рутта ткнула пращника в грудь. Глаза у нее блестели хитровато. На приятном, чистом личике торчал смешной носик. – Да, его. Учти, он скромен. Очень смущается. Не говоря более ни слова, Рутта поднялась на носки, обхватила смуглыми руками шею пращника и звонко чмокнула его в губы. Бармокар засмущался, покраснел и что-то пробормотал. – Что ты сказал? – спросила Рутта. – Я скажу, что, – вмешался Гэд. – Он говорит, что хотел бы провести с тобою жаркую ночь. – Это правда? – спросила бойкая Рутта. Опять какое-то бормотанье вместо ясных слов. – Не поняла, – сказала Рутта. И опять этот Гэд: – Рутта, он говорит, что хотел бы, чтобы ты подарила ему сегодняшнюю ночь. – Сегодняшнюю? Но я обещала ее тебе. – Я отказываюсь в пользу друга. А Бармокар стоял так, словно не его все это касалось. Мычал – и все. – Послушай, Гано, твой друг мужчина? – И Рутта залилась смехом. Гэд наклонился к уху девицы и что-то сказал ей, видимо, смешное, потому что Рутта захохотала, глядя на Бармокара. – Что ты шепчешь? – выговорил наконец Бармокар. – Ничего особенного. Как всегда – сущую правду. – Ну что ж, – проговорила кокетливо иберийка, – я согласна. – И прислонила голову к груди пращника. – Ты женат? – Я? – почему-то удивился Бармокар. – Неважно. С женатым даже интересней. Только ты мне не лги. Я не ревнива. А хочешь, Гэд, мою подругу? К ней еще не прикасались. Девственница, каких мало в этом городе. – Ври больше! – буркнул Гэд. – Я – вру? – возмутилась Рутта. – Значит, ты меня совсем, совсем не знаешь. Если совру – я плачу ей вместо тебя. Слышишь? – вместо тебя. – Посмотри на нее! – воскликнул Гэд. – У Рутты завелись деньги. С каких это пор? – С тех пор, как завела купчишку. – Какого это? – А такого! Не жадного, как ты. Гэда, кажется, переговорила эта иберийская красавица. И тогда он упрекнул своего друга в медлительности. В конце концов, Бармокара не силком ведут на свидание. Можно вымолвить хоть слово? – Фу! – поморщился Бармокар. – Последний карфагенский матрос и тот выбирает слова, а ты, Гэд, – совершенный босяк… Верно говорю, Рутта? – Нет, неверно. Я обожаю Гэда. Он – мой хороший друг. Разве плохой порекомендовал бы тебе меня? – Ладно, – примирительно произнес Гэд, – зайдем-ка лучше в харчевню и кинем чего-нибудь в рот. Рутта вопросительно уставилась на Бармокара. – Согласен, – сказал тот, шаря рукою в кармане: денег достанет, это точно. И они направились к харчевне, окунувшись с головой в базарную толчею. В харчевне – галдеж. Здесь стоит терпкий дух. Кого только не слышно: карфагенца и галла, ливийца и нумидийца, грека и васконца. Грубый смех сотрясает закопченный потолок. Бармокар протискивается к укромному уголку, освещаемому разноцветным финикийским стеклом. Рутта садится на скамью меж Гэдом и Бармокаром. И кому-то незаметно кивает… – Пусть тащат вино! – командует Гэд. – Кстати, есть у тебя денежки, Бармокар?.. Я немного поиздержался. – Не волнуйся, пей, ешь. И ты, Рутта. Скажи мне, чем тебя угостить? – Вот это другое дело, – сказал довольный своим другом Гэд. – Ты совсем затуркал бедного мальчика, – заступилась за Бармокара Рутта. – Он настоящий мужчина, только немножко стеснительный. Поверь моему нюху. – Я? – Бармокар посмотрел на девицу, подумал немножко и вдруг обхватил ее своими лапищами, посадил к себе на колени и впился губами в ее губы. Поцелуй был долгий, жаркий. Рутта – такая многоопытная в любовных делах – чуть не задохнулась. – Галльский медведь, – с трудом вымолвила она, переводя дыхание. – Ты чуть не задушил меня. Бармокар молчал, сопел, как провинившееся дитя. – Ты ли это? – поразился Гэд. – Я же шучу. – Я не люблю дурацких шуток! Рутта поцеловала Бармокара, попыталась успокоить и успокоила – на этот счет она была великая мастерица. – Мальчики, – сказала она, – мы будем ссориться или?.. – Мир! – сказал Гэд. И похлопал друга по плечу. – Слышишь? – вопросила Рутта. И Бармокар выдавил из себя: – Слышу. Рутта весело запищала. Мужчины двинулись к хозяину харчевни, занятому закусками, которые он готовил вместе с женой. Он с трудом успевал – молодые воины ели и пили без оглядки, и это у них отлично получалось. – Хозяин, – обратился к харчевнику Гэд. – А, это ты, – сказал тот. – Тебе вина? – Лучшего, и побольше! – Денежки завелись? – Именно. – Где же они? – Почему-то хозяин оказался недоверчивым. – Вот они! – Гэд указал на своего друга. Харчевник осмотрел Бармокара обволакивающим взглядам бывалого знатока. Пращник тряхнул мешочкам, подвязанным к поясу. – Берите эту миску, эти кувшины, эти чаши, – приветливо сказал харчевник. Его жена улыбалась во весь рот – сытая толстая баба. Гэд нагрузился, как положено бравому воину, его примеру последовал Бармокар, предварительно выложив монеты. – На здоровье! – крикнул им вослед харчевник. – Не обижайте Рутту, – добавила его уважаемая супруга – сводница, каких свет не видывал. Муж буркнул: – Подкладываешь девицу и сама же даешь прекрасные советы. – Этот Гано Гэд – парень не промах. Он и без моей помощи кого угодно завлечет. – И тебя, что ли? Пухлое лицо сводницы расплылось и стало похожим на сагунтский хлеб, который только что вытащили из печи. Когда пращники выложили на дубовый стол свое угощение, Рутта удивилась: – Куда так много! От природы она была расчетлива, и, по ее мнению, незачем тратиться, когда в этом нет особой нужды. – Я стою не так дорого, – пошутила она. Бармокар строго взглянул на нее: – И про эти шутки забудь. |
||
|