"Елена Арсеньева. Две любовницы грешного святого ("грекиня" Эйрена и Рогнеда - князь Владимир Креститель) " - читать интересную книгу автора

с ним бессмысленно. Может быть, надо кричать? Она и закричала - от боли. Но
было поздно, было уже поздно, и лик Христа смиренно и незлобиво взирал с
небес на позор своей непорочной невесты.
А сквозь закатные солнечные лучи вдруг явственно проглянула усмешка
лукавого, забытого Эроса.

...Святослав вернулся в крепость уже ночью. При виде его воины,
считавшие своего вождя погибшим и пребывавшие в полном отчаянии, разразились
приветственными криками.
- Завтра зашлем послов к Цимисхию, - усталым голосом сказал Святослав,
осторожно трогая запекшуюся на виске корку крови. - Мир предложим. Нельзя
ему наше поражение, нашу слабость видеть. Проведает о том, что у нас все
побиты и силы нет, - немедля к крепости приступит, и тогда осады нам не
выдержать. А придем как победители - со снисхождением до него - и уйдем,
сохранив свою гордость. Обязались греки нам дань платить - и пускай платят.
Довольно с нас будет.
- А ну как не согласится? - послышался насмешливый голос.
Это говорил один из воевод Святослава - Свенельд, названный так по
имени отца своего. Старый Свенельд, погибший много лет назад, был пестуном
Святослава и начальником дружины прежнего князя киевского - Игоря
Рюриковича. Свенельд и его братья, Мстиша и Лют, росли вместе со
Святославом.
- Кто не согласится? - нахмурился Святослав. - Этот Цимисхий? Слуга,
подло убивший господина своего, законного императора Фоку? Да ему наше
предложение - такая честь, что как бы не подавился! Пусть спасибо скажет,
что я, князь русский, его миром удостою. Согласится с радостью! Мы у него
еще такие выгоды выторгуем, что не с пустыми руками из этих краев уйдем.
Все, что за эти годы взять успели, унесем с собой. Камни, золото, аксамит да
алтабас[8], кубки звонкие, коней легконогих, чернооких женщин, какая кому по
нраву. Только уговор: вот эту - не трогать. Князева добыча.
И он вытянул из-за своей спины тонкую фигурку, дрожащую от ночной
прохлады.
- Она мне жизнь спасла - не отпущу от себя. В Киев возьму, в моем доме
жить станет.
- А княгиня что? А Малуша? - послышался голос злоехидного Свенельда.
Кто-кто, а он-то прекрасно знал, что любимая наложница Святослава куда
своенравней тихой, послушной жены его Вольгуши. Мать Святослава, старая
княгиня Ольга, видеть не могла дочь древлянского князя Малушу, крепко
вскружившую голову молодому князю и родившую от него сына, а потому, хоть и
не гнушалась выблядком Владимиром, Малушу, его мать, держала вдали от Киева,
аж в далеком псковском селе Будутине. Но стоило умереть Ольге, как Малуша
объявилась в стольном граде, и молодая княгиня Вольгуша пикнуть не посмела.
Как и велось при старой княгине, Владимир воспитывался вместе со
старшими сыновьями Святослава - Ярополком и Олегом, и между тремя княжичами
никто не делал никакого различия. Напротив - многие приближенные, остро
чуявшие, куда и откуда ветер дует, оказывали Владимиру изрядное почтение.
Мало ли что выблядок! Хоть на княжеском столе теперь в Киеве Ярополк, сын
Святослава, но он еще мал, толку с него никакого. Ключница Малуша и ее брат
Добрыня, воевода над всеми дружинниками, оставшимися для охраны стольного
града, в отсутствие Святослава что хотят в Киеве, то и воротят. Небось