"Лэнс Армстронг. Мое возвращение к жизни " - читать интересную книгу автора

велосипедистом. Он был одним из грандов этого вида спорта, чемпионом мира,
победителем многих гонок. Но я бросил ему вызов. На трассе собралось около
150 гонщиков, которые вели борьбу за лучшее место в группе, "долбали" друг
друга, толкались, подрезали.
Когда я поравнялся с Аржентином, он оглянулся на меня с некоторым
удивлением на лице и сказал: "Что ты тут делаешь, Бишоп?"
Это почему-то вывело меня из себя. Он даже не знал моего имени. Он
принял меня за Энди Бишопа, другого участника американской команды. Я
подумал: "Так этот парень не знает меня? Узнает!"
- Пошел ты, Кьяпуччи! - выпалил я, назвав его именем другого члена его
команды.
Аржентин оторопел. Он же был капо, босс, а я для него был безвестным
молодым американцем, который еще ничего не выиграл. И я еще смею посылать
его. Но у меня было уже немало обещающих результатов, и я считал, что он
должен был бы меня знать.
- Эй, Кьяпуччи,- сказал я.- Меня зовут Лэнс Армстронг, и к концу гонки
ты это имя хорошо запомнишь.
До самого конца гонки моей единственной целью было не столько выиграть,
сколько свергнуть Аржентина с его пьедестала. Но до конца я не выдержал.
Гонка длилась пять дней, и я не рассчитал силы - был еще слишком неопытен.
После гонки Аржентин пришел на собрание нашей команды пожаловаться товарищам
на мое поведение. Это тоже было частью этикета; если с молодым гонщиком
возникают проблемы, старшие товарищи должны образумить его. В
приблизительном переводе Аржентин сказал следующее: "Вы должны привить ему
хоть какие-то манеры".
Несколько дней спустя я вышел на старт однодневной классической гонки
"Тур Лайгуэлья". В "Туре Лайгуэлья" победа Аржентина считалась чуть ли не
автоматической, и я знал это. Фаворитами любой гонки на территории Италии
были, разумеется, итальянцы, и особенно их лидер Аржентин. Мне еще не
случалось опозорить какого-либо ветерана велоспорта на его родине, на глазах
у его болельщиков и спонсоров. Но я погнался за Аржентином снова. Я бросил
ему вызов там, где никто не осмеливался этого делать, и выиграл дуэль.
К концу гонки в отрыв ушли четыре гонщика, в том числе Аржентин,
Кьяпуччи, венесуэлец Сьерра и я. Последний участок пути я несся на всех
парах и вышел вперед. Аржентин не мог поверить, что проигрывает гонку мне,
горлопану-американцу. И тогда он сделал то, что запомнилось мне навсегда. В
пяти метрах от финишной черты он затормозил - нарочно - и занял четвертое
место, оставшись без медали. Гонку выиграл я.
На подиуме три места, и Аржентин не хотел стоять рядом со мной.
Странное дело, это произвело на меня большее впечатление, чем оказала бы
любая нотация или даже драка. Тем самым он показал, насколько не уважает
меня. Такая вот элегантная форма оскорбления - и эффективная.
За годы, прошедшие с тех пор, я научился любить Италию и итальянцев -
их изысканные манеры, искусство, кухню и, конечно, их великого гонщика
Морено Аржентина. Более того, мы стали добрыми друзьями. Я очень люблю его,
и, когда нам случается встретиться, мы обнимаемся на итальянский манер и
смеемся.
Мои результаты продолжали колебаться так же резко, как я выскакивал из
пелотона. Я атаковал в любое время. Я просто ехал вперед. Если кто-то шел в
отрыв, я устремлялся в погоню - не из каких-то стратегических соображений, а