"Лэнс Армстронг. Мое возвращение к жизни " - читать интересную книгу автора

все эти люди попали туда по той же причине, что и ты,- чтобы выздороветь.
А потом она отвезла меня домой.
В субботу утром я проснулся рано. В ванной посмотрел в зеркало - и от
неожиданности вскрикнул. Катетер был закупорен огромным кровяным сгустком,
вся грудь распухла и была покрыта спекшейся кровью. Когда я вернулся в
спальню, Лайза онемела от ужаса. Крикнул матери: "Мама, можешь подойти?!"
Она прибежала в комнату и осмотрела катетер. Не паникуя, она намочила
тряпочку, спокойно вытерла кровь, после чего позвонила в больницу. Медсестра
объяснила ей, что в закупорке катетера нет ничего необычного, и рассказала,
что нужно сделать, чтобы избежать инфекции. Но зрелище было ужасное.
Повесив трубку, мать помчалась в аптеку и вернулась с пакетами
бактерицидного пластыря, сиявшими белизной в полумраке спальне. Она налепила
пластырь на катетер, что чрезвычайно развеселило нас с Лайзой. Затем она
позвонила доктору Юману.
- Катетер был закупорен. Я почистила его,но... может быть, его
следовало бы достать?
- Ничего пока не делайте,- ответил Юман,-потому что я решил сдвинуть
первый сеанс химиотерапии на более раннее время. Начнем лечение впонедельник
в час дня.
- А почему? - спросила мать.
Я взял трубку. Доктор Юман объяснил, что более детальное исследование
ткани и крови вызывает большую тревогу. Рак в своем развитии за последние
сутки дал резкий скачок. Онкологи отслеживают прогресс болезни с помощью так
называемых маркеров крови: измеряя уровень содержащихся в крови различных
белков, таких как человеческий хорионический гонадотропин (ХГЧ) и
альфафетопротеин (АФП), можно определить степень развития рака в моем
организме. У меня эти показатели за минувший день выросли. Рак не просто
распространяется, он галопирует, поэтому Юман уже и мысли не допускает,
чтобы откладывать начало химиотерапии. Начинать лечение нужно немедленно,
потому что при такой скорости развития рака каждый день на счету.
Совершенно упав духом, я повесил трубку. Но тосковать времени не было;
у меня оставался только один шанс успеть сдать свою сперму в Сан-Антонио -
ехать туда сегодня. "Как это грустно", - сказал я матери.
В Сан- Антонио я ехал в тягостном настроении. Единственное, что
несколько сняло напряжение, был приезд Кевина Ливингстона, который для
моральной поддержки поехал со мной. Я был рад видеть его. У него открытое
лицо и живые голубые глаза под стрижеными черными волосами, и было такое
чувство, будто он вот-вот рассмеется. С ним трудно быть в плохом настроении.
За рулем сидел еще один помощник -молодой человек по имени Корд Шифлет, сын
моего друга архитектора Дэвида Шифлета, вызвавшийся отвезти нас.
Я долго сидел молча, и одна тревожная мысль сменяла другую. У меня был
только один шанс сохранить свою сперму. Может статься, что у меня никогда не
будет детей. В понедельник мне предстоит первый сеанс химиотерапии. Как я
перенесу его?
Наконец мы приехали. Корд, Кевин и моя мать остались в холле, а меня
медсестра отвела в специальную комнату. Кевин выдавил из себя не совсем
приличную шутку, чтобы несколько разрядить атмосферу.
- Эй, Лэнс, тебе журнальчик не нужен? - сказал он. В ответ я лишь вяло
улыбнулся.
Мне предложили сесть в откидывающееся кресло. Освещение было тусклое.