"Лэнс Армстронг. Мое возвращение к жизни " - читать интересную книгу автора

удостовериться, что я в порядке. Я был прикован к капельнице, и, когда мне
надо было в туалет, она помогала мне подняться с койки и везла за мной всю
конструкцию, пока я ковылял через палату, а потом помогала снова улечься в
постель. Матрац был с пластиковым покрытием, и я сильно потел. Каждые пару
часов я просыпался и обнаруживал, что простыни совершенно мокрые. Мама
меняла белье и обтирала меня.
На следующее утро доктор Юман принес мне первые результаты
патологического исследования и анализа крови. Я все еще цеплялся за мысль о
том, что рак мог оказаться не таким уж серьезным, как все думали, но доктор
Юман разубедил меня. Он сказал, что биопсия и анализ крови свидетельствуют о
стремительном распространении рака. Это было типично для рака яичка: он
поднимается по кровеносным сосудам в лимфатические узлы, и его следы уже
обнаружены у меня в животе.
В течение суток после первоначального диагноза я узнал о тестикулярном
раке все, что можно было узнать. Я знал, что онкологи различают три стадии
этой болезни: на первой стадии раковая опухоль сосредоточена в яичках и
прогноз для пациента превосходный; на второй стадии рак перемещается в
лимфатические узлы брюшной полости; а на третьей поражает жизненно важные
органы, в частности легкие. Тесты показывали, что у меня был рак третьей
стадии; фактически в моем организме были три его формы, самая
злокачественная из которых - хориокарцинома, чрезвычайно агрессивная,
переносимая кровью разновидность, которую очень трудно остановить.
Мне сказали, что к химиотерапии приступят через неделю - с помощью
катетера, имплантированного в грудь,- и продлится она три месяца. Мне
потребуется так часто брать кровь на анализ и так много лекарств вводить
внутривенно, что вместо стандартных игл гораздо практичнее использовать
катетер. Вздыбливаясь под кожей, катетер выглядел пугающе, а разрез на груди
казался таким неестественным - как будто жабры. Была еще одна проблема,
требующая обсуждения: я, по крайней мере на какое-то время, был обречен на
стерильность. До начала первого сеанса химиотерапии, запланированного через
неделю, доктор Юман посоветовал мне заблаговременно сдать на хранение как
можно больше спермы. Вопрос о стерильности раньше не всплывал и застал меня
врасплох. Юман пояснил, что после химиотерапии способность иметь детей
восстанавливается не у всех пациентов: исследования показывали, что в
течение года в норму приходят примерно 50 процентов больных. В двух часах
езды, в Сан-Антонио, был банк спермы, и Юман посоветовал мне отправиться
туда.
Вечером накануне выписки из больницы мать сходила в онкологическое
отделение и получила все принадлежности для моего катетера, рецепты на
противорвотные препараты и дополнительную литературу, посвященную раку
яичек.
Если вы никогда не бывали в онкологическом отделении больницы,
позвольте сказать вам: приятного там мало. Дожидаясь, пока ей принесут
необходимые материалы, мать увидела больных, завернутых в простыни, лишенных
волос, оплетенных трубками от капельниц, бледных и смертельно изможденных.
Получив необходимые принадлежности и литературу, она сложила все в широкую
полотняную сумку, которая превратилась у нее в походную противораковую
аптечку, и вернулась ко мне в палату.
- Сынок,- сказала она,- я хочу предупредить тебя, что, когда ты
отправишься туда на лечение, тебя ждет малоприятное зрелище. Но помни одно: