"Нора Борисовна Аргунова. Не бойся, это я! (рассказы) " - читать интересную книгу автора

обезьяны, - достала бутылку молока. И когда ощупывала кулёчки, бормоча:
"Кажется, ничего не забыла", её лицо выглядело озабоченным и действительно
усталым. Она порылась в сумке, вороша какие-то стариковские мятые тряпки,
может быть вышивание, нашла облезлую резиновую куклу, кинула обезьяне, а та
пригнулась, будто в неё запустили камнем.


* * *

Я захлопнула входную дверь, возвратилась в комнату. Марго не могла
меня достать. Да она и не пыталась. Она прислушивалась к лестнице. Шаги там
удалялись. Вероятно, она улавливала их дольше, чем я. Наконец они затихли и
для неё.
Обезьяна взбежала на высокую спинку кресла и присела, озираясь. Она
слишком долго запрокидывала голову и вертелась, обозревая пустой потолок и
стены, и мне почудилось, будто она что-то показывает. Определённо она
что-то давала мне понять. Она словно примеривалась, обдумывала какую-то
каверзу и хотела, чтоб это заметили. И я заметила и наблюдала за ней с
беспокойством.
Она оттянула портьеру, собранную за креслом. Наверное, знала, что там
потрескались обои, видела в других домах углы с лопнувшими обоями. Уверенно
отодвинула портьеру и оглянулась. Я сидела молча. Она запустила в трещину
пальцы и ещё оглянулась. Я не двигалась. Тогда она спрыгнула на пол, таща и
срывая обои до самого низа.
- Ты что же делаешь, негодная! - вскрикнула я.
Обезьяна мячиком скакнула на подоконник. Скакнула с живостью, положила
подобранную с полу куклу, мимоходом колупнула торчащую шляпку гвоздя. Явно
она была довольна, но чем, что происходило в её душе, я не успевала
вникнуть - так молниеносно она действовала. Расправила собранную белую
занавеску и проверила: слежу? Я, конечно, следила. Она встряхнула занавеску
и ещё подождала. Даже узкая спина и наивный затылок ждали - чего? Наверное,
вот этого:
- Не смей, Марго! Не смей, тебе говорят!
Она в мгновение ока выдрала из середины хорошей, целой занавески
лоскут, повернулась ко мне и стала его рвать, мельчить и белыми хлопьями
издевательски, не спеша пускать перед моим носом.
Я разволновалась. Я уже сообразила, что с ней лучше не воевать, а что
делать, не знала. И как потерянная, не давая отчёта, зачем так поступаю, я
подошла и села в кресло, над которым она царила. Она опешила, шарахнулась
было. Но тут же вытянула ко мне руку. Я едва не отдёрнула голову, но
удержалась. Только зажмурилась.
И почувствовала, как трогают мои ресницы. Не тянут, не стараются
сделать больно - перебирают осторожно. Я удивилась. При такой озлобленности
можно ждать чего угодно, только не ласки! Мне захотелось поглядеть на неё.
Но, говорят, на обезьян нельзя глядеть в упор - это признак вражды. И я,
сощурясь, тайком рассматривала чёрное сухонькое личико с близко сдвинутыми
страшноватыми прозрачными глазами. Они уставились на меня в упор. В меня
вонзались подстерегающие зрачки.
Я зажала в себе страх. Зверь не терпит недоверия, боишься - значит, не
веришь. Глубже, глубже загоняла я страх, опустила на колени руки - они, я и