"Лис Арден. Повелители сновидений " - читать интересную книгу автора

повседневной зимней скуки, знающие последние новости и новые песни. Он
распорядился прислать трубадуру плащ с капюшоном, дабы внешность его не
смущала ни гостей, ни самого артиста, и отдав еще пару приказаний
относительно завтрашней казни, отправился спать.
Гильем лежал на нестаром еще войлочном тюфяке возле очага в верхней
зале башни. Сон упорно не шел к нему, несмотря на усталость; Гильем думал о
том, кто приютил его в лесном убежище, о том, кто первым спел его песню. Он
ничем не мог помочь Письмецу, не всходить же на эшафот с ним за компанию?!
Гильем в сотый раз повторял себе эти разумные доводы, пытаясь унять глухую
тоску. Взор его беспорядочно блуждал по темному закопченному потолку, ища
ответы в тенях, прячущихся в перекрестьях балок; наскучив мраком, он
обратился к огню. Это пламя совсем не было похоже на сердцевину хмельного
апельсина, оно отсвечивало недобро-лиловым, глодало поленья багровыми
губами, выплевывая серую золу. Гильем смотрел, не отрываясь, пока веки его
не отяжелели и он не погрузился в невнятное полусонье, дрожащее,
балансирующее на грани реальностей. И его ничуть не удивило, когда из
горячего воздуха проступило лицо Письмеца. Вскоре лихой сидел рядом с
трубадуром.
- Благодарю тебя, брат певец. - Гильем смотрел в глаза, уже ничем не
отличающиеся от глаз сокола, все так же сидящего на плече разбойника.
- И я тебя благодарю... господин. - Письмецо почтительно склонил
голову, что почему-то совсем не удивило трубадура.
- Где ты?
- Там, куда желал попасть - и куда сам шел.
- Кто ты?
- Твой верный слуга - как только ты сочтешь возможным вернуться домой.
Гильем сощурился... сквозь фигуру Письмеца проступали очертания
массивного камина...
- Позволь мне просить тебя... - Письмецо снова поклонился, - Прошу,
возьми себе моего сокола. Он послужит тебе... - и он снял со своего плеча
притихшую птицу и посадил ее на руку Гильему.
- Прощай... - сон мягко опрокинул трубадура навзничь и, подув ему в
лицо сладким запахом цветущих лип, затушил настырные свечки тревожных
мыслей.
Утром Гильема разбудило щекочущее прикосновение перьев. Открыв глаза,
он встретил холодный, но вполне дружелюбный взгляд; осторожно, с почтением,
трубадур погладил соколиные крылья.
- Эй, приятель, как звать твоего дружка? - окликнул трубадура кто-то из
домочадцев Лорака.
- Письмецо. - Вырвалось у Гильема.
За общим столом Гильем узнал о том, что главарь разбойничьей шайки
околел нынче ночью, не дожив всего нескольких часов до казни, столь любовно
продуманной сеньором. О том, что добро, накопленное лихими, так и не
найдено. О том, что подобранный в лесу парень вовсе не попрошайка и не
беглый монах, а самый настоящий трубадур... Гильем почувствовал на себе
десяток любопытных взглядов, встал и поклонился. О том, что в замок званы
гости - послушать этого, найденного. Кусок не лез в горло Гильему, и он ушел
искать кого-нибудь, кто смог бы дать ему хоть какую виолу, завалявшуюся в
кладовой замка. Виола нашлась, нашлась и пустая комната, где трубадур весь
день проверял свою память и готовил горло и пальцы к выступлению. Как ни