"Лис Арден. Повелители сновидений " - читать интересную книгу автора

поворота.
Двое, те, что обрушили бревно, не обращая внимания на пытающихся
сбежать, поспешили к возку - бумаги святых отцов могли очень пригодиться.
Оправившись от первого потрясения, северяне пытались если не победить, то
хотя бы защититься; последний из оставшихся в живых всадник сумел удержать
часть солдат от беспорядочного метания между телегами и даже успел отдать
несколько толковых команд. Однако долго командовать ему не пришлось,
Огневица избавила его от бремени власти. Полтора десятка минут - и стало
ясно, что трубадур был прав, поддержав рыжеволосую.
Это был первый бой, в котором принял участие Гильем. Как ни странно, он
не оказался лишним. Выучка Омела выручила и на этот раз; пригодились уроки
мэтра Арно. Гильем, как-то легко приняв решение, был удивлен самим собой.
Первый же короткий вскрик всадника, получившего стрелу в горло, заставил его
вспомнить того белозубого, ломающего нетопырьими крыльями хребет ветру.
Трубадур убивал, не задумываясь, - некогда было, и мысли его не беспокоили.
Файдиты одержали верх, заплатив десятью жизнями за сотню. Отбитые
катары, предназначенные спасительному - и назидательному - костру
представляли собой жалкое и жуткое зрелище. Одетые в невозможные лохмотья,
измученные, связанные грубыми веревками, они теснились на обочине дороги,
почти ничего не понимая. Было их человек двадцать, но добрая половина
готовилась отдать души Господу - или кому придется - еще до заката солнца.
- Смотри, Гильем... вот их представление о христианском милосердии... -
Огневица подошла к одному из таких пленников, бессильно опустившемуся на
землю. Он повернул голову на ее голос, и трубадур ахнул. Когда он последний
раз видел это лицо, на нем светились яркие, веселые глаза и оно улыбалось,
открыто и ясно. Теперь это было лицо старика, смертельно усталое, почти
бессмысленное. Гильем подошел к своему учителю, присел рядом.
- Я и не знал, что вы... - впервые в жизни он не находил слов. Он
действительно не знал о тонкостях вероисповедания Аймерика Пегильяна, да и,
по правде сказать, это было ему совершенно безразлично; трубадур знал в нем
родственную душу, слышал пение тех же струн, что были натянуты и в его
сердце.
- Не трудись, добрый человек, - заговорил с трубадуром один из
катаров. - Он более ни заговорит, ни запоет. Отцам не по нраву радость
жизни, тем более поющая. Язык ему отрезали... а пальцы на допросах
переломали, по пальцу за каждого катара, переведенного за горы.
- Куда? - не понимая, переспросил Гильем.
- За горы, в Каталонию... он же трубадуром был, все тропы знал, а
верных вроде как своими жогларами водил.
- Гильем!.. подойди. - окликнула трубадура Огневица. - Смотри, какая
удача - они весь архив с собой везли... и приговоры, и списки подозреваемых,
и - тут она неприятно усмехнулась, повертев в руках пергамент - перечень
осведомителей... с указанием кому сколько и за кого причитается. Экие
дотошные...
- Приговоры? - Гильем протянул руку - Дай взглянуть.
Огневица молча протянула ему несколько свернутых в трубки пергаментов.
Гильем разворачивал их, читал... губы его сжимались все плотнее и совсем
побелели, брови сошлись на переносице... На каждом приговоре стояла одна и
та же подпись. Та самая, что венчала все протоколы допросов. И приказы о
выдаче награды доносчикам.