"Сильвестер Эрдег. Безымянная могила (Повесть)" - читать интересную книгу автора

становилось страшно и в то же время жалко его. Были в нем тревога и
униженность, мольба и стыд. Я взяла его за руку и спросила: Иуда, что
должно произойти в скором времени, расскажи мне. Но он лишь смотрел на
меня, и в глазах у него были слезы; все мы умрем, сказал он и неловко
махнул рукой. Наверняка ты устала, сказал он, иди поспи. Я тебя одного не
оставлю, ответила я и сжала его руку. У него неожиданно, почти со слезами,
вырвалось: прошу тебя, не прикасайся ко мне, я люблю тебя с тех пор, как
ты вернулась из Иерусалима, не могу я без тебя жить, но на мне висит
страшный груз, лучше тебе ничего не знать, не допытывайся, не надо. И как
ни старался он подавить рыдания, они все же вырвались у него из груди.
Тогда я встала, растолкала Лазаря, велела ему идти спать в горницу, он,
сонный, бормоча что-то, ушел, а я тихонько принесла воду, омыла Иуде ноги,
вытерла, умастила маслами. Теперь тебе лучше? - спросила я, улыбаясь ему.
Я люблю тебя, только это и удерживает меня в жизни, ответил он и попросил,
чтобы я на него не сердилась ни сейчас, ни потом. Тебя, наверное, никто
еще не любил? - спросила я, видя, как он дрожит, а он ответил, что не
хотел причинить мне горе, он знает, я люблю Иисуса, а о нем, об Иуде,
беспокоиться не надо, он сейчас ляжет спать, мне тоже пора ложиться. И тут
я снова взяла его за руку, склонилась к его лицу и спросила: Иуда, тебя
кто-нибудь любил в жизни? Он поднялся, вздохнул и ответил медленно: если
ты не способен умереть ради того, для чего живешь, то жизнь вообще не
имеет смысла. Не спрашивай меня ни о чем, мне и так стыдно, что я проявил
слабость, я тебя люблю и делаю свое дело, и если бы я не любил тебя так
беззаветно, то меня бы уже и в живых не было. И он пошел в угол, и лег на
расстеленный коврик, и сжал лицо свое в ладонях, спасибо тебе за то, что
ты есть, сказал он, и забудь все, что я тут наговорил, забудь о том, что
смыслом жизни моей стала одна только ты, ибо я люблю тебя, как мог бы
любить только жизнь. Я погасила лампаду, легла рядом, стала гладить руки
ему, чтобы отнять их от лица, и ласкала его, и шептала: не плачь, милый
мой, я тут, с тобой рядом. И сама не заметила, как заплакала вместе с ним,
но слезы мои обернулись радостью, и он дрожал, и я тоже дрожала, и мы
обнимали друг друга так, что было больно обоим. Потом он задремал, а я
смотрела, как лицо его в свете наступающего утра становилось мягким,
умиротворенным, как у ребенка.
Утром я молчала, и он молчал, и в глазах его я видела любовь и
благодарность. И скоро пришел Иисус, которого я так долго ждала, по
которому так тосковала. Меня терзало раскаяние; я склонилась к его ногам.
Марфа готовила еду, Лазарь растроганно топтался поблизости. Иисус
разговаривал со всеми, а я сидела у его ног, иногда опускала голову на
колени ему, а он, словно это было в порядке вещей, гладил меня по голове.
Какая ты красивая, Мария Магдалина, сказал он, когда мы остались одни, я
так рад тебе. Почему я не могу быть твоей? - спросила я; и снова спросила,
ударив себя в грудь кулаком: почему я не могу быть твоей? Он улыбался,
лицо его было бледным, измученным. У тебя славный дом, сказал он, мне
здесь хорошо, и я счастлив, что ты остаешься верной себе. Я не поняла, что
он хочет этим сказать, но надеялась, что он останется и простит меня и мы
наконец будем спать вместе, и у нас будут дети. Я люблю тебя, поэтому
доставляю тебе боль, сказала я, прижимаясь к нему, и он обнял меня. Это
была случайность, что я как раз оказался там и что ты обязана мне жизнью,
сказал он, однако значение это имеет такое же, как любая случайность в