"Василий Иванович Ардаматский. Опасный маршрут " - читать интересную книгу автора

делали его похожим на жителя южноамериканской страны. Он был бы красивым,
если бы не глаза, которые точно по ошибке попали к нему совсем с другого
лица, - светло-серые, водянистые, абсолютно ничего не выражающие, но
накладывающие на лицо печать неопределенности.
- Передавать вас русским мы не собираемся. Это - первое, - сказал он
тихим, приятным голосом. - Второе: вы хотите работать у нас?
- Безусловно, - поспешно ответил Окаемов, уже прекрасно понимая, о
какой работе идет речь.
- Ну вот и прекрасно! Вы голодны?
- Я ничего не ел со вчерашнего дня, - почти сердито ответил Окаемов и
протянул руку к сифону. - Разрешите мне выпить?
- Подождите. Мы сейчас поедем ко мне обедать...
Маленький особнячок, куда они приехали, стоял на окраине города.
Рослая, мужеподобная немка провела их в гостиную и стала в дверях, ожидая
распоряжений.
- Обед на двоих. Французского вина. Сигареты...
Немка ушла. Штатский пригласил Окаемова сесть за низенький столик.
- Давайте знакомиться. Меня зовут Барч.
- Окаемов.
Они пожали друг другу руки и рассмеялись.
- Вот что делает война, мистер Окаемов, - продолжая смеяться, сказал
Барч. - Она не только повергает в прах государства, но и хитро
перетасовывает людей. И не только хитро, но и умно. Вы не находите?
- Я бы сказал иначе, - Окаемов, хитро прищурясь, смотрел на Барча, -
она порождает умные случайности.
- Случайности?... - Барч задумался.
- Умные случайности, - повторил Окаемов.
Барч махнул рукой и рассмеялся:
- Я еще в колледже ненавидел философию. По-моему, вся она состоит из
мудростей, которые так же легко доказать, как и опровергнуть.
- Одно могу сказать, - Окаемов улыбнулся, - с таким взглядом на
философию в России вы успеха не имели бы...
- О да! - Барч захохотал. - Марксисты съели бы меня с потрохами!
Пока немка накрывала стол, они молчали. Потом Барч налил в бокалы вина
и сказал:
- Так или иначе, давайте выпьем за наше знакомство!
Они выпили и закурили сигареты. Барч сказал:
- А теперь расскажите мне свою жизнь. В вашем личном деле немцы с
присущим им педантизмом пронумеровали даты и события вашей биографии, а меня
интересуют живые детали, психология, в общем, то, что люди называют судьбой.
Времени у нас достаточно. Пожалуйста, прошу вас...
Окаемов начал рассказывать. Впервые за всю свою жизнь он рассказывал о
своей жизни правду. Все анкеты, которые он заполнял там, в Советском Союзе,
отражали жизнь выдуманную. Поначалу говорить ему было трудно, то и дело на
правду наползала ложь, и он сбивался, но затем впервые переживаемое
ощущение, что перед ним сидит человек, которому он может сказать все, точно
встряхнуло его память, ложь как бы отступила, и вся его жизнь предстала
перед ним во всей своей жестокой правде...
Григорий Окаемов помнил два своих детства. Одно - уютное, теплое,
светлое. Другое - тревожное, холодное, злое. Первое прошло в большом