"Эдуард Арбенов, Моисей Писманик. В шесть тридцать по токийскому времени " - читать интересную книгу автора

только что.
- Его надо убрать, - продолжал Генри. Он жил болезненной идеей о вечном
преследовании. - И убрать не после того, как свидетель выскажется, а до
того. Способов много, агенты всюду. Когда в Харбин прибыла комиссия Лиги
наций, лорда Литтона окружили цепью шпиков: портье внизу, портье на этаже,
соседи по номеру, шофер машины, горничная, дворник. Всякий, кто приближался
к отелю "Модерн" ближе чем на сто метров, арестовывался. Студента
политехнической школы застрелили лишь за то, что он оказался на этаже, где
жил Литтон... В моем дворце все, кроме меня самого, являлись агентами.
- Тогда они были на свободе, - откликнулся Язев.
- Агенты и сейчас на свободе, - горячо возразил император. - И они
действуют по старой инструкции...
- Во имя чего?
- Во имя свободы своих богов. Во имя их жизни хотя бы.
- Глубочайшее заблуждение.
- Заблуждение? Допустим. Но оно существует, и с ним нельзя не
считаться...
Еще что-то более важное хотел произнести император и для этого
наклонился над столом, приблизившись к майору. И снова ему помешал официант.
Он появился с огромным подносом, уставленным тарелками, графинчиками,
соусниками. Сооружение из стекла и фарфора заслоняло собой голову японца, и
седоватые виски, и торчащие в стороны большие уши, и маленькие карие глаза,
втиснутые в узкую щель между припухшими веками. Одна лишь улыбка не
заслонялась. Да и трудно было ее заслонить - она двигалась впереди официанта
и даже впереди подноса с блюдами.
- Только что из бассейна, - сказал официант, ставя перед императором
тарелку с рыбой. - Шеф желает вам приятного аппетита.
Еще одно проявление интереса к императору! Генри посмотрел торжествующе
на Язева: каково, господин майор? Что вы теперь скажете о заблуждениях?
Агентура действует вовсю. Он подождал ответного взгляда Язева. Увы, Язев не
принял чужой победы. Он улыбнулся едва приметно, одними уголками рта, и этим
дал понять, что опасения императора напрасны. Генри не оставалось ничего
другого, как кивнуть благодарно официанту за проявленное им и его шефом
внимание и приняться за сырую рыбу. Ту самую рыбу, которая подверглась -
теперь уже не было в этом никакого сомнения - особой обработке на кухне. Во
всяком случае, к ней проявил интерес не один шеф-повар. С каким-то
отчаянием, даже с обреченностью какой-то император отправил в рот сдобренный
уксусом кусок филе. Отправил и стал жевать неторопливо, дожидаясь пока
предупредительный и заботливый официант не кончит бренчать посудой и вместе
со своей улыбкой не исчезнет за колоннами.
- Сырая рыба, конечно, вам не по вкусу, - посочувствовал императору
Язев, когда удалился официант. - Не надо было изменять традиции.
- Разве дело во вкусе! - уныло ответил император. - Подтвердились мои
предположения - вот в чем дело. И если учесть особый интерес ко мне не
только портье и официантов, но и самих господ...
Кусочек филе был наконец проглочен, что стоило императору немалого
труда. Так проглатывают ампулу с ядом или живую змею, если, конечно, это
делается по принуждению. Добровольная транспортировка в желудок яда и тем
более живой змеи, безусловно, не сопровождается судорожным движением губ и
закатыванием глаз. А именно это увидел Язев.