"Эдуард Арбенов, Моисей Писманик. В шесть тридцать по токийскому времени " - читать интересную книгу автора

правительство Афганистана, которое послало ноту протеста Англии, было уже
обречено. Понадобились лишь дни, чтобы оно пало.
Правда, Доихару не отзывали, протесты были, но безрезультатные, он
доводил до конца начатое. Только удостоверившись в удачном завершении
операции, Лоуренс-2 покидал место действия. Как говорили, придавив ногой
пепел. Пепел был горяч, всегда горяч. Даже вился дымок. Не случайно пресса
Запада легко узнавала о содеянном. Начиналась кампания посрамления японской
секретной службы.
Доставалось всегда генеральному штабу или кабинету министров. Доихара
исчезал. Неторопливо, даже слишком неторопливо. Чего ему было, бояться на
территории, контролируемой японскими войсками, или в вакууме? Исчезновение,
увы, не мешало западной и китайской прессе точно определить виновника
событий, и имя Доихары не сходило с газетных полос.
Операция "Большой Корреспондент", кажется, первая операция Доихары, не
получившая огласки. О ней не узнали журналисты, тайна не коснулась ушей
досужих репортеров. Наверное, потому, что проводил ее Лоуренс-2 за пределами
японских владений и документы, связанные с ней, хранились в папке с грифом
"кио ку мицу" (совершенно секретно). Надпись выводилась ярко-красными
чернилами или была оттиснута такого же цвета типографской краской. Да и не
только папка. На каждом документе горели эти предостерегающие слова:
"Совершенно секретно!" Даже теперь, когда смотришь на них как на
свидетельство прошлого, ушедшего навсегда и потому потерявшего свое
значение, понимаешь, какую робость испытывали перед этим "кио ку мицу".
Прикосновение чужой руки к бумаге с подобным грифом было связано с риском.
Чужой интерес расценивался кемпейтай - японской контрразведкой как
проявление недобрых чувств к Стране восходящего солнца. "Я предпочитаю
расстреливать тех, кто проявляет к нам недружелюбие", - говорил Доихара.
Сейфы надежно хранили тайну. Посторонние к ней не прикасались,
посвященные молчали, связанные клятвой. Круг посвященных постепенно сужался:
кого-то уносило безжалостное время, кто-то падал на дорогах войны, кого-то
убирали... Последнее было непонятным. Непонятным опять-таки для
непосвященных. Посвященные знали, почему это делается. Генерал-лейтенант
Янагита, например, знал. И, убирая Маратова, руководствовался определенной
целью. Не знал Доихара. Удивительнее всего, что не знал именно он,
планировавший и осуществивший операцию.
- Национальная черта... - повторил Язев почему-то раздумчиво и
несколько иронически. - Однако для операции "Большой Корреспондент" вы
прибегли к услугам иностранцев, в частности к Веспе и Сунгарийцу. Последний,
как я понял, был русским эмигрантом из амурских казаков.
- Выбор диктовался условиями, - не снижая торжественности и нисколько
не ставя под сомнение сказанное прежде о японской разведке, пояснил
Доихара. - Работать Сунгарийцу приходилось на советской территории. Этими
соображениями руководствовался и Веспа. Белую эмиграцию он знал отлично.
- Но ведь прежде ваша секретная служба имела резидентов на левом берегу
из числа японцев. Помните Абэ Чута?
Доихара с явным недоверием глянул на Язева. Ему почудился подвох в
словах собеседника.
- Кто такой Абэ Чута?
- В вашу бытность начальником Харбинской военной миссии он выполнял
обязанности вице-консула Маньчжоу-го в Благовещенске. Правда, под