"Константин Арбенин. Дом в конце тоннеля" - читать интересную книгу автора

юаней, подумаешь, я ежемесячно перечислял на твой счет в четыре раза больше.
А ты обиделся. Теперь я точно это могу сказать: да, ты тогда обиделся.
Знаешь, зря: у тебя сбой, у меня сбой - всего-то программный вопрос. А что в
результате? В результате именно с этого момента началось наше с тобой
недопонимание. Так очень часто бывает с лучшими друзьями: они настолько
исчерпывают друг друга, что чувства засыхают в их душах, и первая ничтожная
мелочь вдруг высекает искру ненависти. Они начинают дуться друг на друга и
раздувают эту искру до настоящего пожара. Дружба выворачивается наизнанку и
становиться сначала соперничеством, а потом и враждой. А в нашем случае был
еще и катализатор - то самое масло, которое древние добавляли в огонь.
Катализатором была она.
И мысль привести в дом женщину пришла мне как раз после этой нашей
размолвки. Нет, конечно, у меня был ты, но ты - это совсем другое. Ты -
друг, помощник, ты никогда не возразишь и не откажешься выполнить мою
команду. А человеку этого мало, человеку нужно, чтобы ему возражали. Истину
он умеет добывать только в споре, в поединке, в бойне. Человек рождает
истину, убивая себе подобных или самого себя. Вероятно, поэтому все наши
истины такие сомнительные. Комфорт утомляет человека, душа требует
диссонансов. И вот я, человек, привел ее - женщину, королеву диссонансов,
царицу размолвок, богиню скандала. И все в тебе встало на свои места, то
есть перевернулось с ног на голову.
Ты не представляешь, как я волновался, когда решился вас познакомить.
Мне очень важно было, чтобы между вами возникла симпатия, чтобы ты принял
ее, чтобы она тебя полюбила. Я так тщательно готовил ее к этой встрече,
объяснял, как ты мне дорог, рассказывал, что ты для меня значишь. И, видимо,
перестарался - сам подпилил сук, на котором сидел. Я и не заметил, как
быстро ваши отношения перешли границы дозволенного. Да, поначалу на вас было
просто смешно смотреть: ах, как она обустраивала тебя, как украшала всякими
штучками, как дарила тебе модные новшества! Ах, как она нежилась в твоих
креслах, как подкла-дывала поленца в твой камин! Ах, ах, ах. И это она-то -
та, которую воспитали отец с матерью, которая знать не знает, что такое быть
пасынком своего дома, которая жилище называет не иначе как "место
жительства"! А ты и рад был - все шире разевал свой бесстыдно-алый рот, все
больше и больше обдавал ее теплом, уютом, глазел на нее своими жадными
зеркалами. Мне бы тогда догадаться, чем все это чревато, а я, дурак,
радовался, умилялся ее домовитости и твоему гостеприимству.
Впрочем, гостем она никогда не была. В том-то все и дело, что я не
разменивался на гостей, - я сразу привел тебе хозяйку. В первую же нашу ночь
я посвятил ее во все тонкости домоуправления, раскрыл пароли и коды, и сдал,
так сказать, не только дела, но и позиции.
С чего началось, ты помнишь? Мне кажется, что с окон. Я люблю, когда за
окнами лето, а она предпочитала позднюю осень. Мы начали пререкаться, потом
быстро успокоились, решили, что окон много, пусть у меня в кабинете будет
лето, у нее в спальне - осень, а в гостиной мы запрограммируем что-нибудь
нейтральное или даже включим "объективку". Вроде бы, все разрешилось. Но
остался осадок, который очень быстро всплыл: в истории с нашим любимым
композитором она уже проявила характер. Она твердо заявила, что не выносит
"средневековых германцев", и все мои возражения, что средневековье сильно
позднее, а Шнитке - вовсе не германец, результатов не возымели. Она
упорствовала, говорила, что это невозможно слушать, что ее укачивает даже от